Коллектив авторов История - Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

При этом следует иметь в виду неучтенные группы расстрелянных. Так, можно было бы еще приплюсовать погибших в недокументированных расправах, концентрационных лагерях, ликвидированных в Крыму отдельных групп махновцев. Но их никто не считал. Сошлемся на статью начальника Главного управления СБ Украины В. В. Тоцкого, обобщавшую результаты работы по реабилитации (истории политических репрессий) в Крыму. Автор, сообщая о том, что собранных в солдатских казармах «врангелевцев» и «бывших», из числа не приговоренных к расстрелу, «отправляли в полевые лагеря РККА особых отделов 4, 6, 13-й армий под Керчью, Бахчисараем, Симферополем, Джанкоем, где из-за нехватки продовольствия и солдат для охраны тоже расстреливали» 704. Есть еще неучтенные расстрелянные Азово-Черноморским ЧК в Судаке и других прибрежных местах. Элементарных подсчетов должно хватить, чтобы довести число погибших до 20 тыс. при принятом нами минимуме в 15 тыс. Но, повторюсь, это все приблизительные, выведенные аналитически и логически цифры.

В имеющейся литературе распространено мнение о главной роли не только особых отделов ЧК, но и двух крымских руководителей Р. Самойловой-Землячки и Б. Куна. Эти фигуры являлись заметными революционерами, входили в круг заслуженных политических деятелей РКП(б), олицетворяли интернациональный характер власти. Не случайно они были определены в руководители послеврангелевского, слишком «подозрительного» Крыма. Получив чрезвычайные полномочия, новые правители воспользовалась ими в самой полной мере. Опаленные огнем революционных боев и расправ, пропитанные их кровавой атмосферой Розалия Землячка и Бела Кун отличались беспощадностью по отношению к врагам пролетариата и всем чуждым ему классовым антагонистам. Охваченные революционным неистовством, они с рвением осуществляли порученную им вместе с армейскими ревкомами и судебными трибуналами «карательную миссию» очищения Крыма от остатков «старого мира».

Крайне негативные оценки Землячки и Куна имеются у Гавена, Султан-Галиева и Констансова. Но следует иметь в виду, что они выполняли установки центральной государственной и партийной власти. И в этой связи многие историки (например, в комментариях к публикации писем Землячки-Самойловой и Констансова, книге Л. М. Абраменко) упоминают и В. И. Ленина, и Ф. Э. Дзержинского, а также других видных деятелей высшей революционной власти. «Заводной ключ к механизму террора находился в Москве», как резюмируют А. Г. и В. Г. Зарубины 705(682). И это трудно оспорить, но не менее важно и другое: установки установками, если их «творческое применение» отдается исполнителям всех рангов.

Вышеперечисленные исследования авторов постсоветского времени ввели в научный оборот значительный архивный материал и в совокупности довольно обстоятельно конкретизируют картину массовых репрессий в Крыму. Вместе с тем остаются все еще недостаточно изученными несколько аспектов репрессий. К ним относятся прежде всего численность погибших (цифры приводятся в диапазоне расхождения в десятки тысяч человек) и репрессированных по другим категориям (осужденных на разные сроки пребывания в лагерях, высланные из Крыма семьи расстрелянных и т. д.). Необходимо, наконец, дифференцировать по категориям всех попавших под репрессии (пусть даже цифры будут относительны). Задача при этом будет заключается в определении групп источников, критическом анализе имеющихся сведений о количестве жертв и суммировании доступных и обоснованных данных, прежде всего полученных на основе персональных сведений (например, серия «Реабилитированные историей»).

Аннотация.В годы Гражданской войны в России (1917–1921) Южный берег Крыма стал не только ареной многочисленных политических трансформаций, но и местом, куда съехались из столиц в попытке убежать от революции представители привилегированных классов императорской России. Часть из них в итоге была эвакуирована и оказалась в эмиграции, часть стала жертвой красного террора. На основании мемуаров эмигрантов, а также других источников делается попытка восстановить ментальность этой группы в годы Гражданской войны. Предлагается модель, объясняющая их настроения и поведение с помощью концепта «праздного класса», введенного в научный оборот Т. Вебленом.

Ключевые слова: Гражданская война в России (1917–1921), Крым, Симеиз, историческая память, мемуары, красный террор, эмиграция, праздный класс.

Abstract.During the Russian Civil War (1917–1921), the southern coast of Crimea became not only the scene of numerous political transformations, but also a place where representatives of the privileged classes of Imperial Russia gathered from the capitals in an attempt to escape from the Revolution. Some of them were eventually evacuated and found themselves in exile, some became victims of ‘red terror’. On the basis of the memoirs of emigrants, as well as other sources, an attempt is made to restore the mentality of this group during the Russian Civil War. A model is proposed, explaining their moods and behavior with the help of the concept of “idle class” introduced by T. Veblen.

Keywords:The Russian Civil War (1917–1921), Crimea, Simeiz, historical memory, memoirs, red terror, emigration, idle class.

После воссоединения Крыма с Россией в 2014 г. интерес к истории полуострова многократно возрос. Героические события Крымской и Великой Отечественный войн, новейшей истории, древняя история Таврики, деятельность античных и средневековых городов-колоний, присоединение Крыма к России в конце XVIII в. и связанные с этим культурно-дипломатические проекты Екатерины II и Г. А. Потемкина, романтические путешествия в неизведанный Крым русских поэтов и писателей в начале XIX в. – все это привлекает внимание как профессионального исторического сообщества, так и широкой публики 706.

Особое место в сегодняшних изысканиях историков и научно-популярной литературе занимает тематика становления и расцвета Южного берега Крыма как курорта в начале XX в., когда он приобрел репутацию «русской Ривьеры», украсился императорскими и великокняжескими дворцами, многочисленными особняками, парками, был восславлен в художественной литературе – рассказах А. П. Чехова, А. И. Куприна, И. А. Бунина 707.

Куда менее известны и обласканы вниманием читающей публики события, которые происходили на Южном берегу Крыма в 1917– 1921 гг. – со времени начала Февральской революции и до окончательного установления в Крыму советской власти зимой 1920–1921 гг. Это легко объяснить: на фоне оптимистической, «глянцевой» картинки развития курортной Ялты и ее окрестностей в первом десятилетии XX в., когда бархатный сезон сменялся виноградным, тут и там на побережье открывались модные курорты, строились виллы и разрабатывались планы прокладки новых железных дорог вдоль моря, события революционных лет видятся мрачным, тяжелым контрастом. Чехарда смены временных и коалиционных правительств, две иностранные интервенции, волны революционного и контрреволюционного насилия, сопровождавшегося, помимо классовых, и кровавыми межэтническими столкновениями, массовая миграция и эмиграция, наконец национализация частных имений и безжалостное физическое истребление их владельцев после окончательного установления советской власти – красный террор Белы Куна, масштаб которого вскоре был признан чрезмерным даже самими большевиками, – экономические неурядицы, разруха и голод: вот лишь намеченные пунктиром черты того, что довелось пережить Южному берегу Крыму вместе с остальной Россией в годы Гражданской войны.