Коллектив авторов История - Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

Размежеванные участки продавались под строительство дач: так родился курорт Новый Симеиз (под «старым Симеизом» понималась татарская деревушка и оставшиеся нераспроданными части имения Мальцовых). Среди покупателей дач в Новом Симеизе были военные инженеры и инженеры путей сообщения, многие из которых вписали свое имя в историю индустриализации России. Здесь бывали известные деятели культуры – А. М. Васнецов, С. В. Рахманинов, З. Е. Серебрякова. Дачи использовали и для отдыха, и для получения дохода. Все было юридически оформлено путем организации «общества курорта», имевшего свой устав и правила благоустройства. К работе над проектами дач были привлечены именитые архитекторы, например Н. П. Краснов, автор проектов императорских дворцов Южного берега. В дачном благоустройстве нашла свое отражение новая для Рoccии той поры эcтeтика модepна.

В 1909 г. братья Мальцовы по невыясненным пока причинам разделили свое имение на две части – западную и восточную. Западная часть вместе с поселком Новый Симеиз отошла к И. С. Мальцову. Он занимался ее благоустройством. Восточная часть принадлежала теперь Н. С. Мальцову. Он на свои средства построил симеизскую обсерваторию, ставшую одной из достопримечательностей поселка. К 1910 г. желающих обзавестись недвижимостью в Новом Симеизе стало значительно больше, чем предполагалось по первоначальному плану (107 участков), и было принято решение разбить под застройку еще один участок в восточной части поселка. По подсчетам исследователей, к 1913 г. в Новом Симеизе было 167 участков, из которых оставались непроданными 78 718. Как показал проведенный нами подсчет по созданной базе данных владельцев симеизских дач, ознакомиться с которой можно на веб-сайте «Симеиз. Путеводитель по старым дачам», купленные дачи также, за редким исключением, принадлежали выходцам из дворян 719.

Курорт Новый Симеиз просуществовал до конца 1920 г. 29 декабря 1920 г. был опубликован декрет СНК РСФСР, в котором провозглашалось: «Прекрасные дачи и особняки, которым пользовались раньше крупные помещики и капиталисты, дворцы бывших царей и великих князей, должны быть использованы под санатории и здравницы для рабочих и крестьян» 720. Вскоре частные дачи в Крыму были национализированы. И. С. Мальцова и его сына с невесткой, а также некоторых владельцев дач постигла трагическая судьба жертв красного террора (подробней об этом пойдет речь ниже). Н. С. Мальцову удалось выехать за границу. В дальнейшем дачи Нового Симеиза cтaли кopпусами вновь обpaзованных caнаториев для oтдыха трyдящихся или кoммyнальными жилыми домами.

Что же происходило в Симеизе начиная с февраля 1917 г. и до ноября 1920 г., в то время, когда в Санкт-Петербурге и Москве, Симферополе и Севастополе уже вовсю бушевали бурные революционные события? Как реагировали на новости из столиц обитатели имений и дач? Ответ на этот вопрос отчасти дают опубликованные в последние десятилетия мемуарные источники.

Одним из их авторов был князь П. С. Урусов (1899–1984), чей дед Л. Д. Урусов был женат на родной сестре И. С. и Н. С. Мальцовых. Выехав весной 1917 г. из Петербурга, юный князь Урусов провел в симеизском имении своего двоюродного деда Н. С. Мальцова два года, вплоть до эвакуации в Новороссийск (а позднее в Константинополь, оттуда – в Рим) в июле 1919 г., о чем подробно написал в своих мемуарах «Воспоминания об исчезнувшем времени», вышедших на английском языке в США, где Урусов жил с 1940-х гг. до своей смерти в 1984 г. Отрывки из них, исключительно интересные для нашего исследования, были опубликованы крымским краеведом О. А. Литаш в 2001 г., однако в силу малого тиража публикации остались практически неизвестными в историографии 721. Приведем некоторые из них целиком. Вот как, к примеру, Урусов характеризует лето 1917 г.: «Несмотря на печальные события, то лето в Крыму было, однако, приятным во многих отношениях. Центры революции, Петербург и Москва, казались далекими. Мы находились в особого рода оазисе с друзьями и родственниками из Санкт-Петербурга, которые жили в своих имениях, обменивались визитами и ездили в Ялту. <���…> С мая по октябрь каждый день несколько часов мы проводили на пляже, плавая и загорая. В те дни было принято плавать и сидеть на пляже обнаженными, во всяком случае в частном имении. Конечно, женщины купались отдельно, на расстоянии примерно полумили от нас <���…>. Будучи молодым человеком, способным на неприличные поступки, я, должно быть, досаждал юной гувернантке в дни, когда мы купались. (Я стоял голый, с панамой на голове и биноклем на шее. Временами я фиксировал бинокль на девушке и с расстояния таращил на нее глаза.) Было очень приятно, когда я уставал, отдыхать в море. Другим доставлявшим наслаждение развлечением было взбираться к виноградникам, а оттуда подниматься еще выше в гору, где все вокруг казалось безмолвным и диким» 722.

Впрочем, иногда, по воспоминаниям Урусова, происходили и неприятные события. Так, «ночь тому назад в имение великого князя вторгся отряд моряков из Севастополя. Они приехали, чтобы сделать обыск, переворачивая все вверх дном и творя полный беспорядок. Они вошли в спальню вдовствующей императрицы, где она лежала в постели. Моряки были крайне грубыми и реквизировали датскую Библию, которую императрица читала каждый день. Симптоматично отметить, что такое оскорбительное происшествие случилось в мае, в начале революции» 723.

После установления власти большевиков в Крыму в ноябре 1917 г. Урусов сообщает: «На крымском побережье мы особо не чувствовали революцию. Местное население состояло из мирных и консервативных татар, которые ее ненавидели. В Севастополе, главной базе Черноморского флота, ситуация была совершенно другой, и матросами совершались ужасные выходки: они убивали, а иногда подвергали пыткам офицеров. К счастью, по побережью не была проложена железная дорога, и Севастополь казался далеким. <���…> Наше имение было объявлено национализированным, но фактически ничего не изменилось. Мы продолжали жить в нашем доме, как и раньше. Единственное нарушение порядка, которое я могу вспомнить, было, когда по нашему саду прошел посторонний человек. <���…> В эти зимние месяцы почти каждый вечер людей расстреливали на ялтинском молу, и одним из убитых стал мой троюродный брат, офицер военно-морского флота. Может показаться странным, что в то время, когда имели место эти ужасные эксцессы, продолжалось что-то вроде светской жизни. Когда бывал в Ялте, я обычно ходил на званый чай и видел довольно большое количество людей. Существовал риск быть арестованным, но некоторые все же ходили по улицам» 724.

Но стоило немецкой армии оккупировать Крым, как, по словам Урусова, «вновь ожила светская жизнь на нашей маленькой крымской Ривьере. Одним из мест, где собиралось высшее общество, был Мисхор; здесь образовалось что-то вроде теннисного клуба. Теннисные корты были в отличном состоянии. В мае или июне стартовали матчи и турниры и продолжались все лето. Я имел обыкновение пешком преодолевать пять или шесть миль, которые отделяли Симеиз от Мисхора, любуясь видом с дороги, находившейся довольно высоко над морем. В мисхорском теннисном клубе я встретил друзей и знакомых. <���…> Наконец мы наслаждались свободой и великолепной летней погодой, стараясь забыть на какой-то момент трагические события в других частях России. Прежде всего мы были среди своих, в своей среде, возможно, слишком беззаботные и недостаточно осознающие неопределенное будущее, перед которым стояли. Но я наслаждался этими встречами на открытом воздухе под голубым небом Крыма…» 725.