Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

«При настоящих обстоятельствах, — отвечал он на соответствующий запрос султана, — предприятие такого рода не только не обещает выгод, но может оказаться даже опасным. Шейх Мубарак находится под официальным покровительством английского правительства; и нельзя поручиться за то, что в случае успеха покушения на него англичане не предпримут в пределах Бассорского вилайета чего-либо для нас нежелательного. …Полагаю, что … выгоднее было бы сблизиться с Мубараком Аль Сабахом, нежели решиться на предприятие, которое может повлечь за собой опасные для Турции последствия».

Это мнение, отмечал И. А. Зиновьев, поддержанное великим визирем и министром иностранных дел, «султан принял». Вместе с тем, не преминул объявить, всем троим, что отныне они будут нести ответственность «за все те неблагоприятные последствия», которые последуют «за отменой задуманного им плана» (228).

Генерал-губернатор Бассорского вилайета, сообщал И. А. Зиновьев (12.01.1905), «донес в Константинополь, что, не довольствуясь двумя небольшими военными судами, находящимися в Кувейтской бухте, англичане прислали туда два других — „Lawrence“ и „Sphinx“. Сверх того, в Кувейт прибыл английский капитан в сопровождении трех чиновников …». Он обследовал крепостные сооружения Кувейта и окрестности города. Посетил Казиму и Умм-Каср. Одновременно с мероприятиями по усилению защиты Кувейта «англичане изыскивают средства» и для оказания помощи шейху Ибн Са’уду на случай «нападения на него турецкого отряда» (229).

В четверг, 20 ноября 1908 г., говорится в донесении российского консульства в Джидде от 28.11.1908 (230), сюда из Константинополя прибыл вновь назначенный турецким правительством эмир Мекки, шариф Хусейн. «Последние лет пятнадцать он не посещал Хиджаз, живя заложником в Константинополе…». История мекканских эмиров времен турецкого господства в Хиджазе — это история борьбы за власть между ними и представителями турецкой власти, хиджазскими валиями.

«Такой энергичный и деятельный генерал-губернатор, как Осман-паша, сводил влияние шарифов на нет. Слабые же и продажные валии , напротив, уступали энергичным шарифам. Или же, как это делал Ахмед Ратиб-паша, служивший валием Хиджаза последние 17 лет, вступали с ними … в сделки и делили между собой крупную добычу, что получали от грабежа и эксплуатации паломников». При таких валиях дела в вилайте приходили в «вопиющее запущение».

Эмиры Мекки единолично и бесконтрольно, можно сказать, распоряжаются делами, связанными с обслуживанием паломников. Наделяют таким правом тех жителей Священных городов, кто «вносит за его откуп большую сумму», иными словами, руководствуются соображениями «исключительно материального характера» и личной выгоды.

Интерес европейских держав к Хиджазу, этому «прикрытому таинственной недоступностью уголку земли», появление в Джидде европейских консулов всегда вызывало у шарифов лишь одно — страх «за сохранение установившихся и отвечающих их интересам порядков». Именно в этих опасениях и следует, по-видимому, «искать главную причину вспышек религиозного фанатизма населения Джидды, выразившегося в избиении европейской колонии и иностранных консулов в 1858 г.».

Очередной попыткой, имевшей целью «запугать европейцев» и заставить их «демонтировать систему карантинных постов», стали волнения и беспорядки 1894 г., «подстрекаемые бывшим шарифом » (‘Ауном). Дело дошло до того, что «европейцы оказались буквально запертыми в стенах Джидды; и возможные еще 10–12 лет тому назад поездки их на 15–20 верст в глубь Аравии отошли … в область преданий».

Некоторые шарифы «были знакомы с иностранными консулами». Принимали их во время своих пребываний в Джидде; и даже сами изредка, но посещали европейские консульства. Другие же вели себя по отношению к ним высокомерно.

Что же касается турок, то суть их политики состояла в «умалении престижа шарифов » среди населения вилайета , в сужении их автономных прав и сферы административной деятельности. Ярким представителем таких действий турок, указывается в цитируемом нами донесении консульства, «являлся правивший Хиджазом Осман-паша».

Во времена деятельности в Хиджазе Ахмеда Ратиба-паши, «проявлявшего выдающиеся даже для нравов дореформенной турецкой администрации бесстыдство, алчность и забвение порученных ему интересов государства, престиж турецкой власти … пошел на убыль». За два месяца до провозглашения в Турции конституции шариф мог даже позволить себе выдвигать Константинополю условия, и … «добиваться полного удовлетворения своих требований», грозя туркам — в противном случае — восстанием населения и неповиновением султану.

Получив власть в свои руки, младотурки приступили к изменению такого положения дел. Вели себя, вместе с тем, «крайне осторожно и осмотрительно». Арестовав хиджазского валия Ахмеда Ратиба-пашу, «они не проявили вначале никаких враждебных намерений по отношению к шарифу ». Но, выиграв время и «стянув войска», стали, мало-помалу, с прибытием в Хиджаз нового валия , «действовать более решительно». Благодаря этому, подчеркивается в депеше консульства, «им удалось избежать серьезных волнений среди арабов», которых мог бы поднять против них шариф ‘Али-паша, если бы уловил хоть какой-то признак намерений турок относительно его смены. Войск, достаточных для подавления мятежа у турок в Хиджазе в то время не было.

Первым делом новый генерал-губернатор «пошатнул опоры шарифа » — потребовал от его доверенных лиц «возврата наворованного» и лишил их приобретенных у шарифа привилегий. «От страха перед ответственностью за все им содеянное», за все допущенные им злоупотребления шариф ‘Али держался от нового валия Казима-паши подальше. «Под предлогом болезни» оставался все время, до самой его смены на посту шарифа Мекки, в Та’ифе.

«Помимо уменьшения жалования шариф у и сведения до минимума сборов в его пользу с верблюдов, вовлеченных в перевозку паломников, младотурки всеми своими действиями и поступками старались показать, что прежнего значения шарифу Мекки они не придают». Так, если новый генерал-губернатор прибыл в Джидду на специальном судне, то новый шариф (Хусейн) — «на простом паломническом пароходике». «Никакой официальной встречи со стороны турецких чиновников ему оказано не было». Те же «немногие из них, кто ожидал его высадки на дебаркадер [плавучую пристань] были в штатском», без мундиров. Военные музыканты, игравшие там по случаю прибытия шариф а, вслед за его кортежем не проследовали.

Во всех своих выступлениях перед местным населением и шейхами бедуинских племен, новый шариф неизменно подчеркивал «свою преданность турецкому правительству, всячески восхвалял новый режим в Константинополе и требовал от арабов беспрекословного подчинения турецким властям». Шейхи кочевых племен, обращавшиеся к шарифу как к своему государю и владыке, «выслушивали всего его заявления о покорности туркам с явным смущением».