Юлиан Шульмейстер - Расплата

— Злотый! Каков был этот злотый? — задумчиво говорит Юрий Федорович. — Батрак за рабочий день получал сорок грошей, а «венский завтрак» из двух яиц, кубика масла и кофе в ресторане «Карлтон» стоил злотый — два с половиной батрацких дня. Номер на сутки в гостинице «Жорж» стоил двенадцать злотых — месяц батрацкой работы…

Кон не слышит докладчика, перед ним только лысина и полуседые усы. Кто он? Должен узнать, это уже на грани психоза.

Доклад закончен. Прогуливаются по фойе делегаты. Кон приостановился, навстречу идет обладатель загадочной лысины. Где видел эти непомерно длинные руки, необычно сутулые плечи?

Подошел к незнакомцу:

— Инженер Кон!

— Очень приятно, — безразлично говорит незнакомец.

— Мы, кажется, знакомы?

— Обознались, я недавно во Львове.

— Тогда извините.

Длинные руки и короткое туловище! — молния прорезает прошлое. — Паук! Это Паук!

Хмурым декабрьским утром семью Мисюренко разбудил протяжный звонок. Нехотя поднялся Николай Иванович, сунул ноги в комнатные туфли, обшитые мехом, и в пижаме пошел к входной двери.

— Кто там?

— Телеграмма!

Зашли четверо мужчин и женщина. Высокий и стройный представился:

— Оперуполномоченный КГБ капитан Селезнев.

— Адресом не ошиблись?

— Не ошиблись!

В столовой встретила Мария Петровна — взволнованная, взлохмаченная, в панбархатном халате.

— Познакомьтесь с постановлениями на арест и на обыск, — обращается капитан Селезнев к Мисюренко.

Достал Мисюренко из висящего на спинке стула пиджака большие роговые очки, водрузил на нос. Внимательно прочитал, удивленно пожал плечами.

— Господи, за что?! — причитает Мария Петровна. — Живем на зарплату, спросите кого угодно.

— Не надо, Мария! — зло усмехается Мисюренко. — Это не ОБХСС, а кагебу! Сидят без работы, вот и сварганили дело, будто служил фашистам.

— Фашистам! — Мария Петровна всплеснула руками. — Да знаете ли вы, окаянные, что Николай Иванович страдал в Бухенвальде, за войну имеет медали?!

— Он не страдал в Бухенвальде! — сообщает капитан Селезнев, — Распишитесь в постановлении, гражданин Мисюренко.

Еще раз прочел Мисюренко постановление, пробурчал:

— Надо же такое придумать!

Из карманчика, где лежали очки, достал позолоченную многоцветную ручку, нажал на синий рычаг, под словом «подпись» написал: «Обвинение отрицаю». Расписался, поставил дату.

Обыск начался со столовой. Окна зашторены золотистой гобеленовой тканью. На прижатом к стене обеденном столе выстроены по ранжиру хрустальные вазы и чаши, лодки-конфетницы, окантованные кружевным серебром. В серванте на двух верхних полках жмутся друг к другу хрустальные бокалы и рюмки, третью полку заполняют графины, на них, играя синевой и золотом, высвечиваются причудливые растения, цветы. Нижние полки заполняют хрустальные чаши и блюда. В старинном буфете два столовых и три чайных сервиза — множество всевозможных тарелок, блюд, блюдец, салатниц, тортовниц и чаш. Английский столовый сервиз — живописные замки с лужайками, старинные дома с островерхими крышами, озера, окруженные плакучими ивами, пруды с лебедями. Французский столовый сервиз — кавалеры в камзолах и высоких ботфортах, прекрасные дамы в кринолинах и море кружев. Японский чайный сервиз заполнили миниатюрные гейши в цветных кимоно, одни изящно уселись на маленьких ковриках, другие танцуют, третьи несут на подносиках чай. Рядом еще два чайных сервиза — саксонский и севрский фарфор.

На длинном баре выстроена разнообразная гжель: карликовые чайники, самовары, забавные фигурки людей и всевозможных животных. В баре теснятся бутылки коньяков и вин с красивыми этикетками разноязычных фирм, медалями, сургучными печатями и другими отличиями.

Перешли в кабинет. Письменный. стол занят вазами, чашами. На журнальном столике, между креслами с высокими спинками, огромная хрустальная пепельница и фарфоровая фигура будды. В длинном шкафу за стеклом книги сверкают новизной переплетов — бордовых, синих, голубых, золотистых, красных. Нет серых и других унылых тонов.

Перебирает капитан Селезнев книгу за книгой. Закончил с первой полкой, принялся за вторую и за книгами обнаружил три исписанных блокнота. Побледнела Мария Петровна, прижимает борта халата к груди, скрывая дрожь пальцев. Закусил губу Мисюренко, зло взглянул на жену.

— Что за блокноты? — спрашивает капитан.

— Старье! — с деланным безразличием говорит Мария Петровна, — Работала продавцом раймага, боялась запутаться и вела свой учет. Давно надо было выбросить. Разрешите?

Вполне могла вести контрольные записи, но почему супруги так взволновались?.. Может, не такие уж и безобидные блокнотики? Капитан Селезнев объявляет:

— Блокноты изымаются!

— Эти цифры тоже изобличают в измене? — насмешливо ухмыляется Мисюренко.

— Возможно! — отвечает капитан.

— Видать, супруга любит заниматься шитьем, — замечает седоусый понятой, когда подошли к трем новым швейным машинам в деревянных футлярах.

— Одна — наша, другая — сына, третья — племянницы, — объясняет Мисюренко, злясь на дуру жену за копеечный бизнес.

В спальне капитан Селезнев обнаружил старинную шкатулку палехской работы, полную драгоценностей. Разглядывает золотую цепь с внушительным крестом, насмешливо выясняет:

— Наследство или сами дослужились до церковного сана?

— Подарок незнакомого атеиста, — отвечает в тон Мисюренко.

— Тоже подарки? — капитан передает понятым для осмотра три золотые цепочки и перстни с бриллиантами, один с графской короной, другой — с шестиконечной звездой.

Пусть забавляется! — не реагирует Мисюренко на реплики. — Не укусит. Можно сослаться на покойную тещу и мещанку жену. Осматривая восемь различных золотых обручальных колец, Селезнев теряется в догадках:

— Неужто сувениры к дням свадьбы?

— Хобби супруги, — невозмутимо говорит Мисюренко.

— Другой от такого «хобби» с голоду сдох бы, — крутит ус понятой, — а у вас запросто одно прирастало к другому.

— Потому что другой пропивает больше, чем стоят эти колечки, — огрызается Мария Петровна. — Нечего нас учить жить.

— Нехорошо, Мария Петровна, — журит капитан Селезнев. — Вы же не за прилавком. Да и там за такое не хвалят.

— А чего он вмешивается? — утихает Мария Петровна.

— Продолжим осмотр! — Селезнев достает из шкатулки золотые серьги и кольца с бриллиантами, изумрудами, рубинами. — У вас, Мария Петровна, изумительный вкус, — в руках Селезнева часы с браслетом. — Платина и бриллианты! Неплохо для скромного и честного советского труженика.

Николай Иванович ухмыляется. Нарочно заводит! Ничего не выйдет. Молчание — тоже золото.