Юлиан Шульмейстер - Расплата

Полистал Мисюра акт экспертизы, возвращает его следователю.

— Заявляю ходатайство. Прошу прервать очную ставку. На изучение акта мне потребуется двое суток. Только после этого смогу давать показания.

Записав ходатайство обвиняемого, Харитоненко закончил очную ставку.

После знакомства с актом бухгалтерской экспертизы стало ясно: оспаривать невозможно, тайные бухгалтерии Айзенберга и Марии совпадают во всех деталях. И еще показания Клячко! А его чем прижали? Отчаянный ворюга, из каких только дел не выкручивался. Не человек, а железо. Если этот дал показания, дело гиблое. Потребовав с ним очную ставку, он, Мисюра, сделал огромную глупость. Клячко выложил кучу деталей. Столько, сволочь, запомнил людей, разговоров, что крыть было нечем. И кто мог подумать, что Галька Костенко, продавщица из отдела Марии, тоже расколется! А ведь, казалось, такой конспиратор — дальше некуда. Уже после женитьбы жил с ней два года, и она была лучшей подругой Марии — водой не разольешь. Мария не раз обижалась: «Коленька, не придирайся к Гальке, моей лучшей подруге». Смехота! Лежат, бывало, в постели, а Галька изображает: «Коленька, не придирайся к моей лучшей подруге». И такая баба раскололась, не только на него, но и на себя дала показания. На чем же ее купили?.. А, черт с ней! Главное — его со всех сторон обложили, от левых товаров не открутиться! А так ли это важно? Хватит себя обманывать: по главной статье набралось два расстрела, еще один не имеет значения. Марию надо вытягивать, а ему самое время подбивать свой баланс. Баланс! Для чего жил, для чего копил состояние? Ну, кому-кому, а ему не приходится обижаться на жизнь. Кругом черви копались в навозе, ходили в рванье, высчитывали копейки на хлеб и молоко, решали, сколько купить: сто или сто пятьдесят граммов масла. Сосед-инженеришка с получки откладывал себе на костюм и жене на пальто, мечтал купить для своего сосунка детский велосипед «Зайку», возмущался, почему нет на него рассрочки. Разве эти живут? Только мечтают о жизни. А он жил! Все имел, чего душа желала. Черная икра — пожалуйста! Французский коньяк, венгерский токай — пей, хоть залейся! Захотел слетать на футбол в Тбилиси — со всеми удовольствиями. Все было доступно, все по плечу. Да ради года такой жизни этот инженеришка, может, отдал бы все свои остальные годы. А впрочем, кто его знает… Чем больше приваливало богатства, тем тревожнее становилось на душе. Почему? Боялся ОБХСС. Принимал меры, надеялся на себя и на тех, кто обещал помочь, успокаивал себя тем, что под него трудно подкопаться. И все же не очень верил надеждам: не такие умники горели. Прятал свое счастье, жил скрытно, и бесконечно мучила мысль: «Как бы не прогореть!» Пил, жрал, украшал свое гнездышко, а от этой проклятой мысли радость улетучивалась как дым. И пришло время расплачиваться. Сказал следователю, что даст показания о левых товарах, попросил десять минут свидания с Марией. Разрешил…

Только пообедал — раскрылась дверь камеры:

— Мисюра, на выход!

Завели в кабинет Харитоненко. Мария Петровна ждет.

— Вам предоставлено свидание, вопросов следствия прошу не касаться, — Харитоненко взглянул на супругов и уткнулся в бумаги.

Сел Мисюра на второй табурет, разглядывает родное лицо с чужими морщинками и клоком волос, поседевших за тюремные дни. Жаль Марию, но об этом не скажешь.

— Как здоровье?

— Какое здоровье! — горестно усмехнулась Мария Петровна. — Болит, Коленька, сердце, ой как болит…

Это о постигшей беде, о том, что их ждет. Тут ничего не поделаешь. Так и сказал:

— И у меня болит сердце, поэтому доктор нас лечит, — повел бровью на следователя, язвительно замечает: — Ждать осталось недолго, скоро вылечат.

Вздыхает Мария Петровна:

— Плохо мне, Коленька, — кулаком уперлась под грудь. — Днем и ночью сжимают тиски, давят и давят.

Уходят считанные минуты, сидят и молчат.

— Время закончилось! — объявил Харитоненко.

Встали, обнялись. Рыдает Мария Петровна: сердцем чует, что провожает покойника. И Мисюра поцеловал жену в лоб, как при прощании с покойницей.

Увели Марию Петровну. Харитоненко сообщает:

— Завтра буду допрашивать о неучтенных товарах, сегодняшний день оставляю на размышления.

Вернулся Мисюра в камеру. Размышлять, по существу, уже не о чем. С ним все ясно, с Марией тоже полная ясность. Остается лишь одно неизвестное — сын. Хотя нечего себя обманывать: и Володьке богатство пошло не впрок. Институт закончил с трудом, получился копеечный инженер. Что Володька умеет? В инженерном деле не смыслит, и он, отец, не приучил к торговому ремеслу. Володька умеет только швыряться деньгами, шиковать, да еще на виду у людей. На папашины деньги купил Нелю, свадьба обошлась в семь тысяч. Не жаль денег, но купленная любовь оказалась непрочной. Мария на свидании сказала, что вскоре после его ареста Неля бросила Володьку, ушла к другому идиоту. Как ни крути, как ни примеряй, остались от жизни только пепел и смрад.

— Судебное заседание военного трибунала объявляю открытым, — говорит худощавый, уже немолодой генерал. — Состав суда: председательствующий генерал-майор юстиции Марченко, народные заседатели полковник Носов и майор Петренко. Государственное обвинение поддерживает военный прокурор округа генерал-майор юстиции Костенко, общественный обвинитель — бывший узник фашистских концлагерей Майданек, Грос-Розен и Бухенвальд, ныне преподаватель исторического факультета Львовского государственного университета Путько Николай Тихонович. Рассматривается дело по обвинению Мисюры Николая Ивановича, Лясгутина Сергея Спиридоновича, Прикидько Степана Васильевича, Панкратова Георгия Антоновича, Дриночкина Алексея Афанасьевича в измене Родине, то есть в совершении преступлений, предусмотренных частью 1 статьи 56 Уголовного кодекса Украинской Советской Социалистической Республики. Кроме этого, Мисюра обвиняется в хищении социалистической собственности в особо крупных размерах, то есть в преступлениях, предусмотренных статьей 86-прим Уголовного кодекса. По этой же статье обвинялась гражданка Мисюра Мария Петровна; умерла от инфаркта во время следствия. Дело в отношении бывшего начальника полиции шталага-328 Якушева Андрея Емельяновича выделено в отдельное производство для дальнейшего расследования его службы в гестапо. Подсудимых защищают: Мисюру — адвокат Златоградский, Лясгутина — адвокат Коваленко, Прикидько — адвокат Разводовский, Панкратова— адвокат Симоненко, Дриночкина — адвокат Кишиневский. Имеются ли отводы составу суда?.. Отводов нет. Подсудимый Мисюра, признаете ли вы себя виновным?

Посерел, похудел Мисюра, лицо избороздили морщины, губы изогнуты скорбной дугой, голос хриплый: