Филипп Гуревич - Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Я напомнил ему, что не существовало ключа, отпирающего обширную пустыню, в ловушке которой оказался выживший мужчина. И воспользовался фразой Гахимы: «Нет стратегии выхода».

— Романы — это хорошо, — сказал мой друг. — Они заканчиваются. — Он помахал в воздухе пальцами, изображая символические кавычки. — Они говорят: «Конец». Очень хорошо. Чудесное изобретение. А ЗДЕСЬ У НАС ЕСТЬ ИСТОРИИ, НО СЛОВА «КОНЕЦ» НИКОГДА НЕТ.— Он отхлебнул пива. Потом сказал: — В последнее время я много думал о Джеке Потрошителе, потому что тутси теперь говорят: «Это работа Джека». Они не говорят об этом вслух, но так все думают с момента этого возвращения из Заира. Они не рассказывают, что не спят всю ночь, потому что им чудятся убийцы за стеной. Но представь, что происходит в сознании тутси, который ожидает прихода своего убийцы.

Я задумался об этом, и мне вспомнилось письмо, которое пастор Элизафан Нтакирутимана, бывший президент адвентистской церкви Кибуе, вручил мне в Ларедо, — письмо, которое он получил 15 апреля 1994 г. от семи пасторов-тутси, бывших среди беженцев в больнице Мугонеро, в котором они сообщали ему, что будут убиты следующим утром, со словами: «Ваше вмешательство будет высоко оценено, как и спасение иудеев Есфирью».

Есфирь была женой Артаксеркса, персидского царя, чьи владения простирались от Индии до Эфиопии. Было это за 2,5 тысячи лет до бойни в Мугонеро. Суть истории хорошо известна тем, кто читал Библию: Есфирь выходит замуж за Артаксеркса, не говоря ему, что она сирота-иудейка, воспитанная дядей Мардохеем; главный помощник Артаксеркса, Аман, презирает Мардохея, потому что иудей отказывается кланяться ему; Аман убеждает Артаксеркса издать указ, призывающий всех его подданных во всем царстве «убить, погубить и истребить всех иудеев, малого и старого, детей и женщин в один день… и имение их разграбить»; Есфирь открывает мужу свою национальность и умоляет пощадить ее народ; и коварного Амана в конечном счете вешают на той самой виселице, которую он готовил Мардохею. Но в этой обнадеживающей истории о предотвращенном геноциде есть еще заключительная, менее известная глава: когда Артаксеркс отзывает свой прежний указ об истреблении, Есфирь заставляет мужа добавить к нему приписку, позволяющую иудеям «собраться и стать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и в области, которые во вражде с ними, детей и жен, и имение их разграбить». Всего, сообщает Библия, иудеи и их союзники убили около 75800 «врагов», прежде чем мир в царстве был восстановлен днем «пиршества и веселья».

Пасторы-тутси из Мугонеро должны были знать свое Писание. Действительно ли они, ожидая насильственной смерти, жаждали не только остаться в живых, но и увидеть, как ликвидируют врагов мира и покоя в Руанде? Надежды на отмщение, вдохновляемые в преследуемых народах легендами, подобными истории Есфири, неизменно несут в себе веру в восстановительную силу мстительного правосудия. «Армия фараона утонула — О Мария, не плачь!» — пелось в старой песне американских рабов, как Гомер некогда пел о взятии Трои и убийстве Одиссеем женихов его супруги в Итаке.

Разумеется, к концу XX столетия нам нравилось воображать, что есть и лучшие способы добиться победы праведности над греховностью в общности, которую тогда стали называть «международным сообществом», а сегодня именуют более объемлющим термином «человечество». Моему другу казалось, что остальное человечество предало Руанду в 1994 г., но он не утратил веру в идею человечности.

— Я думаю о твоей стране, — сказал он мне. — Ты говоришь, что все люди сотворены равными. Это неправда, и ты это знаешь. Это просто единственно приемлемая политическая истина. Даже здесь, в этой крохотной стране с одним языком, мы — не один народ, но мы должны таковым притворяться, пока не станем едины. Это большая проблема. Я знаю очень многих людей, которые потеряли всех близких. Ко мне придет за советом молодой человек. Он скажет: «Я видел того, кто это сделал. Мне тогда было 16, но теперь мне 20. У меня есть оружие. Ты выдашь меня, если я улажу этот вопрос?» Мне придется сказать: «Я тоже потерял многих родственников, но я их не знал. Я был в изгнании — в Заире, в Бурунди. Те, кого я потерял, — они для меня несколько абстрактные люди, я их не видел, я их не любил». Так что, если этот солдат спросит у меня совета, что мне сказать ему? Это очень трудное дело. Я не буду торопиться. Я поведу его гулять. Я буду ласков с ним, чтобы успокоить. Я попытаюсь найти его старшего офицера и предупредить его, сказать: «Приглядывай за этим мальцом». Но если говорить серьезно? ЭТО НЕ ПРОЙДЕТ НИ ЗА ГОД, НИ ЗА ДВА, НИ ЗА ПЯТЬ, НИ ЗА ДЕСЯТЬ ЛЕТ — ТОТ УЖАС, КОТОРЫЙ МЫ ВИДЕЛИ. ЭТО ВНУТРИ НАС.

Я ничего не ответил, и спустя минуту мой друг сказал:

— Хорошо бы нам найти ключи от этих наручников.

В середине декабря 1997 г. госсекретарь США Мадлен Олбрайт произнесла речь перед Организацией африканского единства в Аддис-Абебе. Она сказала: «Нам, международному сообществу, следовало быть более активными на начальных стадиях зверств в Руанде в 1994 г. и называть их тем, чем они были, — геноцидом». Олбрайт, которой предстояло нанести краткий визит в Руанду во время поездки по Африке, также осудила использование гуманитарной помощи «для поддержки вооруженных лагерей или поддержки убийц, участвовавших в геноциде». Простые слова — но политики не очень-то любят, когда им приходится говорить такие вещи; в том же месяце в Нью-Йорке я слышал, как старший эмиссар УВКБ подытожил опыт заирских лагерей, контролируемых «Властью хуту», формулировкой: «Да, были сделаны ошибки, но мы за них не ответственны». Так называемое «извинение» Олбрайт явилось знаком показательного расставания с привычками к стыдливому умолчанию и оборонительному поведению. Так совместными усилиями основным фактам руандийского геноцида отказывали в международной памяти.

Через три месяца президент Клинтон вслед за Олбрайт поехал в Африку и 25 марта 1998 г. стал первым из глав государств Запада, посетившим Руанду после геноцида. Его пребывание в стране было кратким — он не покидал пределы аэропорта, — но имело огромное значение. После нескольких часов выслушивания рассказов людей, переживших геноцид, Клинтон подчеркнуто повторил извинения Олбрайт за отказ вмешаться во время бойни, за поддержку убийц в лагерях. «В те 90 дней, что начались 6 апреля 1994 г., Руанда пережила самую ужасную бойню в этом кровопролитном столетии, — сказал Клинтон и добавил: — Важно, чтобы мир знал, что эти убийства не были спонтанными или случайными… они совершенно точно не были результатом старинной племенной вражды… Эти события выросли из политики, нацеленной на систематическое уничтожение целого народа». И это имеет значение не только для Руанды, но и для всего мира, объяснил он, потому что «любое кровопролитие влечет за собой следующее, и когда ценность человеческой жизни умаляется, а к насилию начинают проявлять терпимость, невообразимое становится более возможным».