Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Неродная мать ненавидела
Малолетнюю дочку сперва,
Но ничем её не обидела,
Только мужу задачу дала:

«Всей душой люблю тебя, милый мой,
Только жить мне с тобою невмочь.
Говорить тебе даже совестно —
Жить с тобою мешает мне дочь.

Ты убей её иль в приют отдай,
Только делай всё это скорей.
А не сделаешь — я уйду тогда
И одна буду жить веселей».

Мысль зверская впала в голову,
Перестал отец дочку любить.
В детский дом отдать было совестно,
И решил отец дочку убить.

Жаркий день стоял, духота кругом,
На могилку он дочку стал звать.
Не хотелося ей с отцом идти,
А хотелось проведать ей мать…

Сердце девочки беду чуяло…
Вдруг отец «Надя, Надя» стал звать:
«Подойди ко мне, дочка милая,
Я хочу тебе слово сказать.

Ты, родная дочь, иди к матери,
Ты мешаешь на свете нам жить,
Пусть душа твоя горемычная
Вместе с мамой в могиле лежит».

Надя бледная подошла к нему,
Отец быстро схватил и стал жать,
Чтобы крик её не мешал ему
И на помощь людей не дал звать.

Вырыл ямочку неглубокую,
Туда дочку свою положил,
Закидал землёй да по скорости
И к красотке своей поспешил.

Он пришёл домой неузнаваемый,
Глаза, точно у зверя, горят.
Кровь застылая на руках видна,
Как мог мысли такие держать…

Но недолго шла любовь вечная,
И прогнал он красотку свою.
Запер дверь на ключ, не пускал её,
Повторял: «Мне жена не нужна»…

А потом пошёл он в милицию
И сознался он тут обо всём —
Что зарезал дочь за красавицу
В Митрофановском кладбище днём.

Три креста стоят в Митрофановском,
И отец возле дочки лежит,
Как жила она, пела песенки
И не знала, что папа бандит.

Я кончаю петь, факт действительный,
И хочу всем мужчинам сказать:
Как умрёт у вас жена первая,
Так вторую детям мать не брать.

Не «Кирпичики», не «Червончики»
В Ленинграде поют каждый день,
Эта песенка с нею сходная,
А поётся совсем о другом.

Вот, товарищи, расскажу я вам,
Этот случай был в прошлом году.
Как на кладбище Митрофановском
Отец дочку зарезал свою…

Летний день стоял, ветерочек дул,
Отец «Надя!» да «Надя!» — стал звать:
«Подойди ко мне, дочка милая,
Я хочу тебе слово сказать».

Подошла она — лицо бледноё,
Он схватил и стал девушку жать,
Чтобы крик её не сманил народ
И на помощь людей не позвать.

Засверкал тут нож палача-отца,
И пришёл детской жизни конец.
И кровь алая по земле текла,
А над трупом стал зверь-отец.

Зверь-отец, подлец, из-за женшчины
Потерял он и совесть свою,
Вырыл ямочку очень скоро он
И зарыл туда дочку свою.

Вот пришёл домой невесёлый он,
А жена так ласкает ево:
«Пусть лежит она, там спокойно ей,
Позабудь ты о дочке своей».

Но недолго шла любовь вечная,
Стал неласков, печален отец,
Целый день блуждал, как больной стонал —
Совесть мучит о дочке своей.

А наутро он и в полицию…
И признался он там обо всём:
Как зарезал дочь за красоточку
В Митрофановском кладбище днём.

А потом пошёл он с лопаткою,
К Митрофановску быстро пошёл.
Целый день бродил он по кладбищу
И могилу он дочки нашёл.

Сколотил он тут гроб из ящика,
Туда дочку свою положил,
Забросал землёй возле матери
И навеки её схоронил.

Два креста стоят над могилами,
Там мамаша и дочка лежит,
А отец ее, их убиец-зверь,
За железной решеткой сидит.

А красоточка где-то шляется,
На свиданье к нему не идёт.
Дочка милая всё мерещится
И спокою ему не даёт.

Вот заплакал он, отец, жалобно,
И решил он покончить с собой,
Взял верёвочку и повесился
За железной тюремной стеной…

В детский дом отдать было совестно,
И решил отец дочку убить…

Я кончаю петь песню грустную
И хочу вам, робяты, сказать…

…Как умрёт у вас жена первая,
То вторая уж детям не мать.

«Как на кладбище Митрофаньевском
Отец дочку родную убил…