Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Так город нёс в посёлки, деревни и хутора свою субкультуру, а там её бережно сохраняли. Эту особенность отмечают многие филологи. Тот же Михаил Лурье подчёркивает, обращаясь к городским фольклорным песням XIX–XX веков: «Следует сразу оговориться: городским — по происхождению, но преимущественно сельским по среде бытования, особенно с начала прошедшего столетия». Но, разумеется, с конца 20-х и как минимум до начала 60-х годов XX века многие городские жестокие романсы так же активно исполняли и в городах. Лурье сам записывает беседы с городскими жителями послевоенной поры, которые вспоминали, что «Митрофановское кладбище» и «В одном городе близ Саратова» входили в репертуар безногих инвалидов и попрошаек на улицах и в электричках.

Вот, например, рассказ 69-летней Р. Тишковой из города Бологое Тверской области: «У нас на рынке как-то калеки сидели безногие и пели эти песни. Мы любили пошляться по рынкам… там шапка была брошена, на катках на таких, на колесиках, катился инвалид. И пел эти песни… “Близ Саратова” он пел, ещё какие-то народные вот такие песни. И в шапку ему кидали — кто денежку какую, кто кусочек сахара, кто ещё что-то подавал… И вот этим зарабатывали».

Или отрывок беседы с 65-летней Г. Филатовой из Мурома Владимирской области:

«— Раньше по вагонам ходили, всё такие песни пели…

— Калеки?

— И калеки, и под калек кто-то.

— А что они пели?

— Ну, и о войне, и вот такие жалостливые… чтобы, так сказать, слезу выбить и подаяние получить».

Мой покойный тесть Алексей Васильевич Макаров любил исполнять «митрофановскую трагедию» под баян ещё в 70-е годы. Сегодня можно услышать этот «жутик» и со сцены: «ретро-романсы» снова входят в моду. Так что не стоит недооценивать ареал распространения знаменитых баллад.

Хотя фольклорист прав: сельские жители особо охотно подхватывали именно песни подобного рода — в отличие, скажем, от сиюминутных баллад-откликов на изнасилование комсомолки в Чубаровском переулке Питера. Лурье объясняет популярность в деревне песен о жестоком убийстве сиротки отцом: «…во-первых, гораздо более обыденная, бытовая, менее экзотичная по характеру и обстоятельствам происшествия (убийство одним членом семьи другого для жителей села и провинции всё же значительно “ближе к жизни”, чем групповое изнасилование в большом городе); во-вторых, близкая по содержанию довольно обширному корпусу старых баллад и так называемых семейно-бытовых песен с мотивом убийства родственника, в частности кровного, в частности — ребёнка; в-третьих, содержащая один из основных для жестоких романсов мотив убийства на почве любви; в-четвёртых, неизбежно ассоциирующаяся с распространенным сказочным сюжетом “Мачеха и падчерица”, в котором новая жена пытается извести детей мужа от первого брака — и, как результат, история гораздо более естественная, в некотором смысле “архетипичная” для сознания носителей крестьянской фольклорной традиции, среди которых и стала столь популярной эта песня».

Нынче этот жанр стал постепенно угасать. В результате сведения о произведениях «жестокого фольклора» становятся всё более путаными и туманными. Например, Наталья Якимова в своей статье «Родственники современного шансона» пишет: «Часто тексты жестоких романсов — наивные нескладушки с множеством возвышенных эпитетов. Постоянно встречаются словесные бытовые обороты, причем их “уталкивают” в строки так, как удобно самим исполнителям, не особенно оглядываясь на правильность и красоту слога: “отомстить её она решилася”. Тем не менее, в них нетрудно отыскать практически всю уголовную хронику того времени — как говорят сейчас, “убийства на бытовой почве”. В наличии весь набор: ревность, пьянство мужей и измены жён, желание жить лучше, избавившись от “мешающих” родных, любовниц и даже собственных детей. Пример последнего — известная песня “На кладбище, на Митрофаньевском”. Описываются московские события, очень вероятно, что происходившие на самом деле, но этот романс сразу же полюбили в провинции. Герой — вдовец с маленькой дочкой, который женился вторично. Женщина приказывает ему избавиться от ребенка… Отец зовет дочь посетить могилу матери и там закалывает её ножом. Вот такой вариант истории о злой мачехе…»

В принципе, общая характеристика жанра не вызывает особых возражений. Но что точно не лезет ни в какие ворота, так это «московская» география песни. Разумеется, ни о какой Москве не может быть и речи. Любой житель Питера прекрасно знает, что Митрофаниевское кладбище находилось именно в Северной Пальмире. Возникновение его связано с холерной эпидемией, которая вспыхнула в 1831 году и жестоко прошлась по столице Российской империи. Хоронить на общих кладбищах умерших от холеры опасались. И тогда было принято решение выделить для этой цели отдельный участок на пустыре между городской свалкой («Горячим полем») и деревней Тентелевкой. Сначала кладбище так и назвали — Тентелевским, но со строительством тут в 1835 году церкви во имя чудотворца Митрофания, епископа Воронежского оно было переименовано в Митрофаниевское, хотя в просторечии так и оставалось «Холерным».

Митрофаниевское кладбище стало одним из крупнейших в городе, здесь погребено почти 200 000 покойников. Не в последнюю очередь постарались большевики, которые, по ряду источников, тайно закапывали здесь представителей духовенства, расстрелянных у Бадаевских складов. Хоронили на погосте и ленинградцев, умерших в блокадные годы, хотя официально кладбище было закрыто в 1927 году. Храмы взорвали, кресты снесли, надгробные плиты утилизировали или пустили в хозоборот (по воспоминаниям, в тротуаре Невского проспекта в конце 1920-х годов можно было увидеть мраморную плиту с выбитой надписью: «Дорогой Сашеньке от любящих родителей»).

Митрофаниевское кладбище не считалось богатым и престижным. В основном здесь хоронили людей низкого и среднего достатка. К середине XIX века это было, как писал Всеволод Крестовский в романе «Петербургские трущобы», «по преимуществу кладбище демократическое: тут хоронится петербургский пролетарий, тут же указано место и преступнику, и тюремному арестанту». Впрочем, относительная дешевизна кладбища сделала его местом погребения многих петербургских актёров и литераторов среднего достатка. Рядом с церковью располагались могилы людей известных: поэта и переводчика Льва Мея, известной актрисы Екатерины Семёновой, чьим талантом восторгался Пушкин, замечательной польской пианистки Марии Шимановской… В истории литературы Митрофаниевское кладбище знаменито тем, что именно здесь был предан земле отставной титулярный советник Семён Захарович Мармеладов — отец Сонечки Мармеладовой, героини романа Фёдора Достоевского «Преступление и наказание».