Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Такие бои являлись отличной школой для «хулиганского сословия». В них вырабатывались не только стойкость, умение принимать и наносить удары, но и жестокость, презрение к здоровью и жизни противника. С кулачными боями прямо связан рост хулиганства. На это указывает единый ареал распространения обоих явлений — рабочие окраины, кварталы, улицы.

Ещё раз подчеркнём: с начала XX века и особенно в первые советские десятилетия кулачный бой вновь становится безжалостным и кровавым. Александр Дым в работе «Насилие.ру» рассказывает: «Уже в начале XX века (демографический взрыв!) отмечают ужесточение драк: появление перчаток с утяжелителями, разного рода кастетов, дубин и т. п. …упоминается также использование ножей и огнестрельного оружия». Автор анализирует задиристые куплеты «под драку», которые пели деревенские парни: «Тексты происходят из Ярославской, Тверской, Олонецкой, Архангельской губерний и Псковско-Новгородского региона. Раны упоминаются в 60 текстах. Из них в 30 — раны в голову, 7 — в лицо (в “морду”, глаз, ухо и зубы), 1 — в горло, 5 ранений в грудь, 2 — в живот, 9 — без точной локализации (но характерны мотивы разъятия тела: “Нас избили, изорвали”, “Пусть меня побьют, порежут, на капусту иссекут”)».

Приведём в качестве иллюстрации примеры из песен «под драку»:

То есть рассуждения о «милосердных правилах» и табу на удары по голове в XX веке выглядят анахронизмом. При этом Александр Дым оправдывает драчунов: «Ранение в голову, кровь на голове воспринимались как сигнал к окончанию драки. Ударить в грудь — в душу — считалось излишней жестокостью; целились чаще в голову, в зуб, в лицо… Были специальные приёмы и орудия, нацеленные на нанесение максимального эстетического ущерба. В Печорском районе Псковской области использовали в драках холщовый мешочек с песком; раскрутив его, целились противнику в глаз, причем своеобразный шик требовал, чтобы выбитый глаз повис на мешочке». Глаз, болтающийся на мешочке, — несомненно, высшая степень проявления гуманизма…

В куплетах советской эпохи отражены и попытки властей остановить хулиганский беспредел, связанный с кулачными боями. Однако певцы призывают ничего не бояться и плевать на законы:

И действительно, многие хулиганы проходили через места лишения свободы по несколько раз — пока власть не закрутила гайки и «озорники» не стали попадать под расстрельные статьи.

Как это ни кощунственно прозвучит, но баллада о Кольке Аржакове продолжает традиции русского песенного фольклора. Ещё раз освежим фабулу «Аржака» в той части, где речь идёт о столкновении героя с бандой «коллег»-хулиганов. На Кольку наваливается целая ватага и убивает его. Никаких понятий о справедливом поединке, о честном бое. Никаких правил и моральных ограничений. Главное для «отморозков» — достичь цели: наказать «чужака» любыми средствами.

Но и в русском былинном творчестве мы встречаем примеры ровно такого же подхода! Обратимся к народным песням о черкесе Кострюке (Темрюк, Мамстрюк и т. д.). Под этим именем безвестные авторы вывели военного и политического деятеля эпохи Ивана Грозного кабардинца Михаила Темрюковича Черкасского. В 1552 году Кабарда присягнула на верность России, чтобы защититься от татар и турок. В 1558 году валий (старший князь) Кабарды Темрюк Идаров присылает в Москву младшего сына, 15-летнего Салтанука. После крещения тот становится Михаилом и остаётся при дворе Ивана Грозного, участвуя в военных походах царя. Летом 1561 года Михаил Черкасский привозит в Москву свою сестру Гошаней, которая после крещения принимает имя Марии, выходит замуж за Ивана Грозного и становится царицей.

Михаил Черкасский входит в круг знати, получает боярство, он — первый человек после царя. Став одним из руководителей опричнины, Михаил Темрюкович лично истязал и убивал тех, кто попадал в царскую немилость. В 1567 году Черкасский «рассёк на части казначея государева Тютина с женой, двумя сыновьями и двумя юными дочерьми». Но в 1569 году Мария Черкасская неожиданно умирает. Спустя два года после смерти сестры Михаил не смог остановить набег крымского хана Девлет-Гирея. Царь бежал к Ярославлю, а малочисленная рать опричников во главе с Черкасским не сдержала 120-тысячное татарское войско. Хан захватил Москву и сжёг её. По дороге из Москвы в Серпухов князь был схвачен по приказу Грозного и посажен на кол. Впрочем, вскоре самодержец «посмертно реабилитировал» шурина.

Вот этот царский родственник и вошёл в фольклор — иногда почему-то под именем своего брата Мамстрюка, который в 1570 году попал в плен к крымским татарам и пробыл там семь лет. Возможно, обоих сказители объединили в один персонаж: Мамстрюк и ещё несколько братьев — Темрюковичей тоже занимали должности при царском дворе. В песне рассказывается, как «черкешенин» похваляется перед царём молодецкой силой и утверждает, что на Руси никто не сможет его побороть. Но находятся два «братца-калашничка» (пекари или торговцы калачами), которым удаётся одолеть кавказца. В других версиях их называют «дети калашниковы» («дети Калашниковы»). Не исключено, что Михаил или Мамстрюк впрямь были искусными борцами, и это могло раздражать царя. Точных свидетельств не сохранилось, но ведь и до сих пор кавказские борцы — одни из лучших в мире.

Заметьте: чтобы побороть черкеса, потребовалось двое братьев! Подчёркивается и страшная сила инородца:

В большинстве версий «черкешенин» борется с братьями по очереди. Кавказская и азиатская борьба в основном подразумевала борьбу на поясах, то есть один на один. Борьба «в пояски» была распространена и у славян… Однако, судя тексту песни, с черкешенином при царском дворе боролись по русским правилам «охотницкой борьбы», «на вольную»: дозволялись захваты за тело и одежду, подножки, подсечки, захват руками ног соперника.