Коллектив авторов - Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Не менее примечательна и история семейства Хрущовых, среди представителей которой 6 человек участвовали в выборах и/или подписании наказа (5 – в Тульском уезде), а 14 (включая 6 женщин) прислали отзывы [141]. Показательно, что П. М. Хрущов, лейб-гвардии премьер-майор, помещик Московского (153 души мужского пола) и Тульского (386 душ мужского пола) уездов, в Москву послал отзыв о невозможности явиться, а участие в выборах принял в Туле [142]. В Москве он также имел влиятельных родственников – братья его жены, графы Михаил, Роман и Иван Илларионовичи Воронцовы, занимали крупнейшие должности в государстве (вице-канцлер и сенаторы), но Петр Михайлович решил присоединиться к собранию дворян Тульского уезда, где его семья владела значительными имениями и обладала серьезным влиянием.

Материалы участия провинциальных дворян в кампании по созыву Уложенной комиссии позволили увидеть две стратегии поведения, использовавшиеся ими для продвижения себя и собственных интересов: с одной стороны, налицо стремление поехать в провинциальный город или даже столицу и принять участие в более «престижном» сообществе дворян, ощутив или подтвердив свой более высокий, по сравнению с «уездным», статус; с другой стороны, действуя на региональном уровне, дворяне использовали доступные им региональные способы повысить свой «престиж» и влияние в локальном дворянском сообществе. В отличие от наших ожиданий, данные стратегии не имели четкой корреляции с уровнем дохода и связей дворянина. Однозначно можно сказать, что богатые дворяне, занимавшие высокое положение при дворе или посты в центральных органах власти, имевшие собственность в столицах и одновременно в провинции, редко принимали участие в выборах и подписании наказа на уездном уровне [143]. Провинциальные дворяне, также имевшие собственность в столицах и провинции, но проживавшие в уездных имениях, при относительно высоком уровне собственных доходов нередко стремились к повышению своего социального статуса за счет присоединения к столичному дворянству. Другие же, при равных условиях и даже наличии надежных связей в столичном обществе, предпочитали упрочить свой социальный статус и уровень влияния в месте своего проживания.

Среди дворян, находившихся под нашим пристальным вниманием в связи с различными аспектами провинциальной жизни, мы постоянно встречали одни и те же имена – Апухтины, Болотовы, Гриневы, Ивашкины, Масловы, Протасовы, Хомяковы, Хрущовы и другие. Многие из этих дворян имели собственность в «столичном» Московском уезде, дома в Москве, другие подолгу служили в одной или другой столице. Однако большая часть жизни этих людей прошла в провинции. Здесь они проявляли социальную активность, здесь преуспели, в провинции находились их родовые гнезда, и они сумели сохранить и приумножить поместья и вотчины, полученные за службу их предками. В провинции они получили уважение среди своих соседей, друзей и знакомых, приобрели власть и влияние, определяли специфические черты местной жизни и «особую физиономию» локальных дворянских сообществ. Эти люди не спешили покинуть свои родовые гнезда, а пытались их обустроить в силу своих возможностей и понимания. Именно они составляли локальную дворянскую элиту. Проживая в провинции и действуя на региональном уровне, они не только формировали локальную жизнь, но и активно участвовали в ее осмыслении, в формулировании общих интересов жителей территории, что выразилось в написании наказов в Уложенную комиссию и участии в ее работе. Это, вне всяких сомнений, способствовало рождению регионального самосознания и идентичности.

Участие дворян со всех регионов России в кампании по созыву и в работе Уложенной комиссии 1767–1774 годов не только стимулировало процесс выработки единых корпоративных интересов дворянства, но в еще большей степени и в первую очередь обеспечивало вполне различимый процесс выработки особой провинциальной идентичности, шедший параллельно с выработкой общесословной дворянской идентичности.

13 марта 1826 года Петербург проснулся в ожидании грандиозного и печального зрелища, о котором писали газеты и объявляли разъезжавшие по городу глашатаи: в столице готовились к похоронам императора Александра I. Гроб монарха, стоявший в Казанском соборе, сняли с катафалка, представлявшего собой «Храм Славы, блестящий, как яркая звезда среди полуночи» [145], вынесли на Невский проспект и поставили на роскошно декорированную колесницу. Под звуки пушечных выстрелов и печальный перезвон колоколов шествие тронулось через центр города к Петропавловской крепости. За гробом покойного монарха шел молодой император Николай I, представители монаршей фамилии и двор. Здесь же шествовали члены Сената, Синода и Государственного совета, генералы и офицеры, придворные и чиновники, профессора и учителя, купцы и ямщики – одним словом, вся столица огромной Российской империи [146].

Социальное многообразие было представлено наряду с разнообразием территориальным: шествие было «закутано» в бесчисленные флаги и знамена, составлявшие вместе визуализированный императорский титул. Здесь же несли гербы более 40 земель – от Ярославля до Казани, от Нижнего Новгорода до Перми, от Курляндии до Кабарды [147]. За гробом императора прошли министр-секретарь Царства Польского и статс-секретарь Великого княжества Финляндского [148], грузинские царевичи, карабахский хан, калмыцкие князья [149], а также чины Российско-американской компании, представлявшие интересы империи на Аляске. Столь же репрезентативно был представлен и конфессиональный ландшафт империи. Колесницу императора сопровождало православное духовенство, а священники евангелической и армянской церквей, выйдя из дверей храмов на линию с Невским проспектом, «при приближении процессии в безмолвии, подобающем для благодарения и благоговения, кадили августейшему усопшему» [150]. Любой, кто наблюдал за петербургским действом, должен быть увидеть: империя покойного Александра I была разнообразной и обширной, а ее границы простирались за пределы евразийского континента [151].

Представленный в петербургском шествии образ власти, территории и существующего в Российской империи социального порядка был уникальным в своей всеохватности и детализации, однако он не был единственным. С момента смерти императора до его похорон прошло немало времени: Александр I скончался в Таганроге, за 2 тысячи верст от своей столицы, а путешествие Печального кортежа от берегов Азовского моря к Балтике заняло несколько месяцев и затронуло сразу несколько географических и политических зон. По пути в столицу тело императора в церемониальном порядке было провезено по территории нескольких российских губерний и через ряд крупных городов европейской части страны, таких как Харьков, Белгород, Курск, Тула, Москва и Новгород, и множество уездных центров и сельских поселений [152]. Повсюду – в Харькове и Новгороде, Курске и Орле, Серпухове и Мценске – вокруг гроба покойного Александра I выстраивались шествия, собиравшие вместе людей конкретной территории – от губернатора до учителей уездного училища, от многочисленных судейских до казначея, землемера и архитектора. Здесь же размещались представители всех социальных слоев – от городских цеховых до дворян.