Коллектив авторов - Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Необходимость иметь дело с уже сформированными на местах позициями вызывала у петербуржцев самые разные реакции и впечатления. Так, находившийся «при гробе» Н. И. Шениг с удивлением констатировал, что в Харькове «губернатор Муратов сделал было в соборе катафалк, но молодой граф Орлов уверил его, что это не нужно; тот велел снять его, и гроб должны были поставить на пол» [177]. Этот случай неприятно поразил приближенных Александра. Свита монарха, напротив, была тронута зрелищем, ожидавшим их в Курске. Здесь попечениями губернатора и его жены в соборе был устроен роскошный катафалк, который украшали слова «Наш Ангел на небесах!» [178]. Тверь впечатлила сопровождавших тело монарха не меньше: в соборе они обнаружили великолепный катафалк с балдахином в виде шатра с надписью «Он с горние зрит на нас» [179].

Показательно, что свита Александра I не считала возможным вмешиваться в местные конфликты или настаивать на том или ином варианте оформления церемонии. Например, в Харькове приближенные покойного монарха не приняли никакого участия в развернувшемся на их глазах столкновении губернского предводителя дворянства и членов совета Института благородных девиц и кадетского корпуса [180], споривших относительно старшинства в процессии. Очевидно, петербуржцы также сочли излишним препятствовать действиям курского губернатора, который, вопреки обыкновению, определил асессорами при генерал-майоре, выносившем орден Святого Георгия, статских чиновников [181].

Вместе с тем члены свиты, спокойно воспринимавшие местное распределение ролей и мест в иерархии, выстраивающейся вокруг гроба, активно противодействовали покушениям на их собственный статус. Например, в Новгороде они оказали решительное сопротивление генералу А. А. Аракчееву, который вознамерился встать на колесницу у гроба монарха, оттеснив императорских флигель-адъютантов [182].

В отличие от возвращавшейся из Таганрога свиты покойного монарха, столичная Печальная комиссия, особенно после восстановления порядка в Петербурге, пыталась воздействовать на региональные шествия по возможности системно. Так, в Северной столице отвергли идею князя П. М. Волконского, предлагавшего доставить останки императора в столицу, двигаясь максимально коротким путем – через Смоленск [183]. Члены комиссии, стремившиеся создать образ страны, провожающей в последний путь своего монарха, отправили кортеж «большим трактом» через Москву, древнюю столицу, которая в дискурсе власти отвечала за легитимность.

Московская часть действа подверглась серьезной регламентации [184], став своего рода прологом к петербургскому действу. Здесь в шествии появились герольды, церемониймейстеры, а также участвовавшие позднее в петербургском действе радостный (золотой) и печальный латники [185]. Для оформления церемонии из московской Оружейной палаты были взяты царские шапки, а из Петербурга доставлена императорская корона и 11 орденов Александра I. Москвичей также снабдили знаменами, гербами на попоны лошадей, жезлами, плащами, шляпами и многим другим [186]. Шествие за гробом монарха в древней столице было подробно описано в печатном церемониале [187]и нашло свое визуальное воплощение в литографиях [188]. В отличие от региональных шествий, расходы на его проведение (более 98 тысяч рублей) не были возложены на местное дворянство, как это делалось в других губерниях, а оплачены из государственной казны [189].

По размаху московская церемония была вполне столичной [190]. Гроб с телом императора был доставлен к границе города, а затем провезен «по большой Пятницкой улице, через Москворецкий мост, мимо Лобного места, через Спасские ворота к Архангельскому собору» [191], усыпальнице Рюриковичей и Романовых в Кремле [192]. За гробом императора шел весь город – от дворян и чиновников до мещан и студентов; здесь впервые появилось «шествие земель», выстроенное в полном соответствии с императорским титулом Александра I, – от Москвы, Киева, Владимира и Новгорода до Казани, Астрахани, Польши, Сибири и, наконец, Ольденбурга [193].

Московское шествие сословий и учреждений (располагавшееся между шествием земель и секцией с орденами и регалиями) состояло из представителей как типичных для российских регионов структур, так и учреждений, эквивалента которым на территории, через которую проезжал Печальный кортеж, не существовало (например, Горное правление, Московская контора Коммерческого банка, Комиссия сооружения храма Христа Спасителя и др.). Интересно, что в московском описании не было обозначено специальное место для представителей дворянского сословия: очевидно, по мнению властей, московское шествие и составляли главным образом дворяне, потому отдельного сегмента в шествии для них запланировано не было [194]. Именно в этом действе впервые появились ямщики, открывавшие в древней столице шествие за гробом [195]. После Москвы ямщики стали неотъемлемой частью шествий в крупных городах, появившись, в частности, в Новгороде [196]. В целом очевидно, что по мере приближения к столичному региону петербургская Печальная комиссия стремилась прописать образ власти все более и более подробно. Значение приобретали позиции, не фиксировавшиеся на региональном уровне, такие как указание на обширность и одновременно связанность территории империи.

Рассмотрение того, как местные власти решали вопросы применительно к выстраиванию иерархической вертикали путем наложения друг на друга разных социальных полей, позволяет обнаружить формы коллективности, складывавшиеся в рамках (или даже помимо) традиционного сословного и конфессионального единства. Эта же перспектива дает возможность увидеть в действии формы продвижения конкретных людей или групп.

Предсказуемо самыми легкими оказались для региональной администрации вопросы, связанные с обозначением места дворянского сословия. Здесь повсеместно ставка делалась на указание высокого статуса и сословное единство. Так, например, губернские власти не испытывали сложностей с определением того, как следовало соположить социальное и территориальное. Вопрос о том, где в шествии должны были размещаться уездные предводители дворянства – в уездной или в губернской части, был решен везде одинаково в пользу второй установки [197]. Дежурства у гроба монарха повсеместно организовывались с опорой на принцип дворянской солидарности. Мы не найдем в источниках случаи разделения свиты и местных дворян: представители княжеских, графских, баронских и просто известных дворянских родов шли в шествии или дежурили ночью у гроба покойного Александра I рядом с потомками куда менее именитых фамилий. Так, Волконские, Голицыны, Строгановы, Тютчевы и Загряжские оказывались рядом с Дренякиными, Кокошкиными, Чепынниковыми, Кологривовыми и Шкуриными, а офицеры лейб-гвардии – вместе с чинами, например, Чугуевского уланского или Рыльского пехотного полков [198].