Коллектив авторов - Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

В феврале 1825 года Петр Андреевич Словцов отправился по реке Лене из Иркутска в Якутск инспектировать училища. Для визитатора (инспектора) всех сибирских училищ это путешествие оказалось непростым. Десятью годами ранее, еще состоя в должности директора иркутских училищ, Словцов основал 16 приходских школ на просторах огромной Иркутской губернии. О процветании этого предприятия говорить не приходилось – училища не могли выжить без финансовой поддержки деревень, где они находились. Будучи осведомленным о сложном положении училищ, Словцов заручился поддержкой губернских властей в Иркутске, чтобы те принудили крестьян платить за содержание уже открытых школ. Но в 1824 году генерал губернатор Восточной Сибири А. С. Лавинский отказался от прежней политики, ссылаясь на то, что она не имеет правового основания. Крестьяне больше не обязаны были платить за содержание училищ, которые начали закрываться одно за другим [227].

Это очень огорчало и злило Словцова, привыкшего гордиться открытыми им школами. Вернувшись в Иркутск, он написал попечителю Казанского учебного округа М. Л. Магницкому: «Красивые, но пустые дома училищ, виденные мною на пути в пяти селениях, остаются свидетелями, но какой истинны свидетелями, трудно сообразить. Подлинно ли крестьянския общества искренно и в порядке желали отказаться от училищ, кроме которых едва ли где могут дети их научиться основаниям вероучения и грамоте? Если они и желали того, вопреки собственной пользы, вопреки церкви и добрых усмотров нашего Монарха-образователя; то обязывается ли губернское Начальство, и по каким уважениям, тотчас исполнять незрелыя желания крестьян?» [228]

Со своим другом И. Т. Калашниковым Словцов был более откровенен. По его словам, он хотел, выйдя в отставку, поселиться в Иркутске, но теперь даже мысль об этом была ему противна. Это означало бы, что Словцов будет жить в одном городе с Лавинским, «грубияном и невежею», который «вдруг, без всякой причины лишил все сельския училища жалованья, или, лучше сказать, уничтожил; а ни одного кабака не может ни уничтожить ни переместить» [229]. Основывая училища, Словцов считал, что действует от имени империи, проводя благотворные преобразования. Напротив, Лавинский, отказавшись использовать свое положение, чтобы воздействовать на крестьян, тем самым показал, что не понимает саму суть задач, стоящих перед империей.

Свои взгляды на положение дел Словцов изложил в статье, которая вышла в свет незадолго до его отъезда в Якутск, под названием «Тень Чингисхана». В ней автор сравнивает положение Сибири под властью монгольских государств и ее предполагаемое светлое будущее в Российской империи. Чингисхан, по мнению Словцова, не имел «обширной и своим успехам соответственной разум», а потому и не установил «что-нибудь в пользу изобилия, промышленности и образованности» [230]. Центральным во взгляде Словцова на Сибирь как особый регион в составе России было то, что Российская империя непременно должна строить что-то новое, руководствуясь некой общей идеей. В «Историческом обозрении Сибири» – книге, благодаря которой его будут помнить как первого историка из Сибири, – Словцов так описывал этот процесс: «Среди завоеваний и утрат, среди бедствий и успехов протекло больше, чем полвека, как держава России укореняется в Сибири и, укореняясь, расширяется… И русские, и племена подвластные начинали считать себя принадлежащими к одной великой семье… В стране, зарождающейся из многочисленных зародышей, хотя зародыши сии и не были еще мыслящи, не радостно ли предусматривать сложение будущей съединенной жизни, жизни небывалой» [231].

Стоит задуматься над тем, что «предусматривать сложение» будущей сибирской истории Словцову было «радостно». Его деятельность стала своеобразной точкой отсчета для будущего сибирского областничества, и в таком свете его видели еще первые «областники» XIX века. Так, Николай Ядринцев называл Словцова первым сибиряком, «у кого прорывалось первое теплое чувство к краю, кому стала понятна ея судьба» [232]. Григорий Потанин начинает свой труд «Областническая тенденция в Сибири» с замечания, что «…первым сибирским патриотом всегда считали Словцова, автора большого сочинения в двух томах: „Историческое обозрение Сибири“», и «образованные сибиряки смотрели на составление этой книги как на патриотический подвиг» [233]. В одном из исследований сибирского областничества «Историческое обозрение Сибири» названо «данью любви к родине и признанием того, что прошлое и настоящее Сибири уникальны и отличны от прошлого и настоящего России» [234]. В другом обзоре историографии Сибири Словцов «выступает в качестве убежденного сторонника строгого уважения обычаев и веры сибирских народов», которых полагает «соотчичами», а не «чужими инородцами» [235]. В недавней книге по истории Сибири Словцов даже ошибочно назван «участником» областнического движения, историком, «чьи труды показали, как петербургское правительство эксплуатирует Сибирь» [236].

Конечно, имя Словцова заслуженно ассоциируется с Сибирью, и основания считать его предшественником сибирских областников во многом очевидны [237]. Но стремясь написать историю региона, слишком легко исказить то, как эта территория виделась в прошлом. Обычно регионы определяют тем, что их отличает от других областей. В Сибири особенно часто видели «другого», то «ад», то «рай», по отношению к которому определяли, критиковали и воображали саму Россию [238]. Но та Сибирь, о которой мечтал Словцов, о которой ему было «радостно» думать, имела больше общего, нежели различного, с империей как таковой. Деятельность Словцова в Сибири и его книги о ней указывают на его особое место в истории региона. Но сам Словцов был сыном своего века и государства, в котором он жил, и, что особенно важно, которому служил как чиновник. Его концепция Сибири как региона неотделима от его деятельности на службе империи.

В этой статье мы покажем, что у региона как аналитической категории часто появляются субъективные оттенки значения, основанные на личном опыте. Рассматривая регион через призму биографического и микроисторического анализа, мы сможем не только обнаружить увлекательные исторические сюжеты, но и взглянуть на регион шире [239]. Для Словцова Сибирь была регионом, состоящим из множества территорий, каждая из которых отличалась обычаями, спецификой торговли, климатом, флорой и фауной, административным положением и т. д. Некоторые из этих территорий для Словцова имели особый смысл, например его родина на реке Нейва на Среднем Урале. Но все же важнее всего для него было увидеть Сибирь пространством, где Российская империя помогала «сложению будущей съединенной жизни» из ее «многочисленных зародышей». В ходе этого процесса огромное и разрозненное «пространство» становилось определенным «местом» [240].