Коллектив авторов - Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

В целом история затянувшегося прощания с покойным Александром I [164]дает нам редкую возможность увидеть сразу несколько интерпретаций социальной структуры середины 1820‐х годов, сформированных при этом на столичном (петербургском и московском), губернском и уездном уровнях. Сравнив позицию центральной и региональной властей Российской империи, мы можем увидеть, в каком отношении и в какой степени подобные установки совпадали или, напротив, разнились, и попытаться обнаружить часто сложно идентифицируемый (особенно для великорусских регионов) взгляд территории на себя и реакцию на него власти.

В присланных Николаю I описаниях подробно документировались две позиции – пересечение кортежем границы губернии или уезда и шествие за гробом до главного городского собора. В первом случае «Журнальные записки» обычно указывали, что при приближении к границе очередной губернии кортеж с телом монарха встречали губернатор, губернский и уездные предводители дворянства, дворянская депутация, митрополит, архимандриты и духовенство [165], а при переходе границы уезда – городничий и духовенство [166]. При встрече неизменно присутствовали и военные. Представители социальных и профессиональных групп могли фигурировать в таких текстах и как «чиновники» или «прочие» [167].

Губернатор и депутации от дворян сопровождали тело монарха через всю губернию, а уездное дворянство – при проезде по территории своего уезда. Печальная «эстафета» передавалась на границе административных единиц. Так, в «Журнальной записке о печальном шествии» по Слободско-Украинской губернии указывалось: «изюмское дворянство со своим предводителем сопровождало печальное шествие до границы… уезда, а при вступлении в сей уезд приняло сопровождение дворянство Змеевского уезда со своим предводителем» [168]. В отдельных случаях в описаниях появлялась также и граница города: например, в записке об орловском шествии указывалось, что «полицмейстер встретил процессию на границе градской земли и следовал вперед оной» [169].

Наблюдавший подобные церемонии передачи тела от города городу, от уезда уезду и от губернии губернии В. В. Орлов-Денисов доносил императору Николаю по поводу одной из них: «Нельзя умолчать, как трогательно было сие зрелище! Здесь целая губерния в лице ее избранных, вверяя другой священный прах того, кого, лишась один раз, как будто бы в другой раз навеки лишалась. Лития, совершаемая епископом Павлом, заглушалась рыданиями и наконец усерднейшее духовенство и преданное дворянство Слободской-Украинской губернии в последний раз лобызало гроб, запечатлев слезами искреннюю привязанность к Незабвенному. Тронутые до глубины души сим необычайным видением, едва сделали мы несколько верст, как новая сцена представилась изумленным взорам нашим. Здесь, одушевленные ревностию, граждане Белгорода в многочисленном собрании встретили шествие» [170].

После «обретения тела государя» и по достижении уездного или губернского города начиналась центральная часть действа – шествие к собору. В центре процессии располагалась колесница с гробом, которая отделяла местных участников процессии от членов императорской свиты. Первые располагались перед колесницей, а вторые – позади нее. Церемония традиционно «обрамлялась» войсками и состояла сразу из нескольких выстроенных определенным образом отделений или секций, которые представляли городские, уездные и губернские структуры управления и «депутации» представителей разных социальных слоев.

Важно отметить, что каждая подобная процессия была сформирована в иерархическом порядке, то есть ее отделения располагались от наименее к наиболее значимому объекту или корпорации. Шествие объединяло гражданскую и религиозную власть территории. При этом религиозная процессия, которую составляли священнослужители с иконами, хоругвями и крестами, была самой устойчивой в отношении состава участников [171]. Отметим, что, в отличие от петербургского шествия, в регионах этот сегмент был исключительно православным. По окончании процессии гроб с телом монарха вносили в собор, где, как правило, уже стоял приготовленный местным губернатором и дворянством катафалк [172].

В структуре региональных шествий мы можем увидеть как очевидные иерархии, повторявшиеся от одной губернии к другой практически без изменений, так и неочевидные, характерные для конкретной территории и/или связанные с позицией ее администрации. В первом случае обращает на себя внимание, что уголовный суд оказывался всегда предсказуемо «выше» гражданского, а последний обгонял по значимости совестный суд. Губернским архитектору и землемеру, которых «Журнальные записки» всегда отмечали отдельно, было предписано шествовать вместе с судейскими, при этом они были ниже чиновников гражданского суда, но статуснее представителей совестного суда. Врачи и почтовые служащие во всех шествиях оказывались «выше» гимназических учителей. Вместе с тем даже в рамках неизменных позиций, имевших своей целью привести все социальные страты и структуры местного управления к одному знаменателю, совмещение социальных статусов и должностей участников шествия могло вносить коррективы в, казалось бы, предписанную схему. Например, в Орле губернский предводитель дворянства был описан как «Правящий должность губернского предводителя дворянства Совестный судья», что давало возможность орловскому совестному суду быть упомянутым ранее всех других структур [173].

Однако именно неочевидные позиции, отличавшие то или иное губернское или уездное шествие от церемонии, организованной соседями, составляли уникальный образ территории, который предъявлялся новому монарху. Так, в Харькове заметную роль в процессии сыграли представители Харьковского университета и учебного округа, а также члены советов Института благородных девиц и кадетского корпуса [174]. В описании процессии, которая прошла в Курске, были отдельно упомянуты акушер и оператор (хирург) [175], а в Серпухове – «два строителя монастырей Давидовский и Белопесоцкий» [176]. Все это имело целью показать Николаю I, что в его империи Харьков представлял собой крупный университетский город, центр воспитания и обучения молодого поколения, Курск был образцом попечения о здоровье и росте числа жителей, а уездный Серпухов являлся активно развивающимся православным центром.

Еще одной стороной, вовлеченной в выстраивание региональных шествий за гробом императора Александра I, стала свита монарха – приближенные императора, сопровождавшие Печальный кортеж. Сложно сказать, где именно проходила граница их влияния на формирование структуры шествия в той или иной губернии, но, судя по всему, члены свиты вполне осознавали, что в регионах империи существовали свои (в том числе и скрытые от постороннего наблюдателя) социальные иерархии и/или отличающиеся от столичных представления и вкусы.