Коллектив авторов - Регионы Российской империи: идентичность, репрезентация, (на)значение. Коллективная монография

Культура и быт дворянства в провинциальной России XVIII века. Т. 2. С. 461.

Там же. С. 160.

Например, Грецов Степан Антипович (24 души мужского пола в Тульской провинции), Никитин Семен Михайлович (39 душ м. п.), Хрущов Дмитрий Михайлович (108 душ м. п.). Там же. С. 26, 290, 504.

Например, полковник Алексей Васильевич Исленьев (681 душа м. п. в Тульской провинции); действительный статский советник Федор Петрович Квашнин-Самарин (155 душ м. п.); полковник князь Петр Михайлович Волконский (170 душ м. п.); лейб-гвардии капитан-поручик Петр Егорович Пашков (157 душ м. п. в Тульской провинции, 1252 души м. п. в Центрально-Черноземном регионе России); лейб-гвардии поручик Николай Дмитриевич Пашков (455 душ м. п. в Тульской провинции) и др. (РГАДА. Ф. 248. Оп. 109. Д. 158. Л. 456, 474 об., 477, 481 об., 484; Черников С. В. Дворянские имения Центрально-Черноземного региона России. Рязань, 2003. С. 227).

Культура и быт дворянства в провинциальной России XVIII века. Т. 1: Провинциальное дворянство второй половины XVIII века (Орловская и Тульская губернии). Словарь биографий. Часть 1 (А – В). С. 373–379.

Культура и быт дворянства в провинциальной России XVIII века. Т. 2. С. 343–351.

Там же. С. 503–516.

Там же. С. 508–509.

Исключение составляет участие столичных вельмож в выборах и подписании наказа от дворянства Волоколамского уезда. Подробнее см.: Глаголева О. Е. Локальные дворянские сообщества в русской провинции второй половины XVIII в. (Итоги проекта «Культура и быт русского дворянства в провинции XVIII в.») // Культура и быт дворянства в провинциальной России XVIII века. Т. 4.

Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ. Автор благодарит за помощь в сборе материала Н. А. Бересневу и М. О. Иванову.

Торжественное ввезение в Царское Село и в столицу, и погребение тела в Бозе почившаго императора Александра Павловича // Отечественные записки. 1826. № 25. С. 543–544.

Там же. С. 525–528.

Cortège funèbre de feu Sa Majesté l’Empereur Alexandre. Saint-Pétersbourg, 1826. P. 1–4.

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 5. Л. 21, 77; Cortège funèbre de feu Sa Majesté l’Empereur Alexandre. P. 15.

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 5. Л. 265, 270.

Миролюбова Г. А. Последний путь // Александр I. «Сфинкс, не разгаданный до гроба…». Каталог выставки. СПб.: Славия, 2005. С. 17.

Подробнее о практиках легитимации этого периода см.: Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. От Петра Великого до смерти Николая I. М.: ОГИ, 2004. С. 336–435.

Кортеж двигался с юга на север империи. Выехав из Таганрога, процессия пересекла Екатеринославскую и Слободско-Украинскую губернии и, проехав через несколько губерний центральной части страны (Курскую, Орловскую, Тульскую), добралась до Москвы. Сделав более длительную, нежели обычно, остановку в древней столице, Печальный кортеж пересек Тверскую и Новгородскую губернии и, наконец, добрался до Санкт-Петербурга. С момента отъезда из Таганрога прошло ровно два месяца.

Миролюбова Г. А. Последний путь. С. 179; М. О. Логунова указывает на сумму 822 тысячи рублей ( Логунова М. О. Печальные ритуалы императорской России. М.: Центрполиграф, 2001. С. 192).

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 5. Л. 42 – 43 об.

Шениг Н. И. Воспоминания Николая Игнатьевича Шенига // Русский архив. 1880. Кн. 3. № 1. С. 283; Печальная комиссия постановила сделать корону и послать ее в Таганрог. Выносить золотую корону во время процессий было поручено князю Никите Волконскому (Там же. С. 283, 286–287; Миролюбова Г. А. Последний путь. С. 160–161).

Получая описания шествий и рисунки катафалков, император был в меньшей степени проинформирован относительно других аспектов поминовения. В отличие от Петербурга, где было принято решение отказаться от надгробной речи (Печальная комиссия сообщила Николаю I, что подобное случалось в русской истории только раз, при похоронах Петра Великого, но «с того времени при погребении усопших государей надгробных слов говорено не было» (РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 5. Л. 139а – 139а об.)), в регионах митрополиты достаточно часто говорили «речи при гробе» монарха. См., например, речи архиереев Московской и Курской епархий: Филарет (Дроздов). Слово при гробе в Бозе почившаго Государя императора Александра Павловича (1826 г.) // Сочинения Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи. Т. 3 (http://stsl.ru/lib/book13/chap111.htm) (дата обращения: 10.06.2021); РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 6. Л. 20.

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 5. Л. 42 – 42 об., 45; Д. 8. Л. 92.

Цит. по: Миролюбова Г. А. Последний путь. С. 165.

Шениг Н. И. Воспоминания Николая Игнатьевича Шенига. С. 288.

Там же. С. 283–284.

Там же. С. 289–290.

Там же. С. 290.

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 23. Л. 405–406.

Спустя месяц после похорон в Петербурге в Варшаве, столице Царства Польского, входившего в состав Российской империи с 1815 года, было проведено особое поминовение, так называемые символические похороны Александра I. В Польше траурные церемонии по Александру длились более двух недель (7–23 апреля 1826 года по григорианскому календарю) и завершились огромным шествием, организованным вокруг пустого гроба, водруженного на катафалк (Opis żałobnego obchodu po wiekopomney pamięci Nayiaśnieyszym Alexandrze I, Cesarzu Wszech Rossyi Królu Polskim w Warszawie, w dniach 7, 9, 10, 11, 12, 13, 17, 19, 23, kwietnia 1826 roku uroczyście odbytego. Warszawa: nakł. i drukiem N. Glücksberga, 1829).

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 6. Л. 18, 25.

Там же. Л. 22.

Там же.

Там же. Л. 26.

Там же. Л. 25 об.

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 23. Л. 144.

См., например, описание шествия в Харькове: Там же. Л. 152.

Катафалки, устроенные в церквях и соборах по пути движения Печального кортежа, разбирали отнюдь не сразу. Так, в Новгороде катафалк было приказано оставить в соборе до погребения тела Александра I в Петербурге (Церемониал к встрече и сопровождению в Новгороде тела в Бозе почившего императора Александра I. СПб., 1826. С. 5). На местах катафалков впоследствии возникали особые мемориалы. Например, в 1826 году в имении главы петербургской Печальной комиссии А. Б. Куракина, которое находилось, что примечательно, в Орловской губернии, в церкви села Преображенское у запертых западных дверей был сооружен помост, на котором установили «монумент лепной работы под мрамор и на оном таковым же искусством изображение мертвеннаго вида Его императорского величества Александра Первого» (РГИА. Ф. 796. Оп. 209. Д. 556. Л. 547). Конструкция маркировала место стоявшего в церкви катафалка Александра I (Там же. Л. 548). В 1829 году вопрос запертых дверей церкви заинтересовал Священный Синод, который провел в этой связи отдельное разбирательство. Объяснение мемориального значения находившегося в церкви сооружения, впрочем, быстро сняло все вопросы, и Синод приказал: «если при совершении церковных церемоний никаких препятствий от сего не будет, то оставить оную дверь в настоящем положении» (Там же. Л. 548 – 548 об.). Сохранению катафалков способствовало и то, что территории и люди, оставшиеся в стороне от движения монаршего кортежа, зачастую стремились стать сопричастными событию. Так, петербургский купец первой гильдии Сергеев испросил разрешение забрать временный катафалк из Казанского собора в Олонец, чтобы установить его в планируемую к строительству церковь (РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 5. Л. 303). Аналогичную просьбу подал в Печальную комиссию действительный камергер Всеволжский – катафалк из собора он намеревался поставить в будущей церкви в своем имении в 17 верстах от Петербурга, «где по истории и преданиям лежат кости убиенных воинов за веру и отечество во время Святого благоверного князя Александра Невского» (РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 11. Л. 489).