Наум Синдаловский - Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре

Но главным претендентам на монополизацию этого уникального символа — коммунистам — явно не повезло. Известна мысль о том, что история повторяется дважды. Трагедия страны, начатая по сигналу с крейсера «Аврора», оборачивается фарсом, невольными участниками которого становятся сегодняшние верные и последовательные ленинцы. Их вполне искренний лозунг: «Ты наша слава в дни позора, Семь футов под водой „Аврора“!» — по иронии судьбы вызывает грустную улыбку. Долгое время, если верить фольклору, считалось, что «Аврора» стоит на твёрдом основании — некоем подобии фундамента и под её килем вообще никакой воды нет. Впрочем, последний поход «Авроры» на ремонт в Кронштадт в 2014 году развеял этот миф.

Стела на Английской набережной

Что ж, история, как известно, повторяется дважды: один раз в виде трагедии и второй раз в виде фарса. Вот и мы дожили до фарса. И выстрел не боевой, и стоянка не вечная. Неслучайно в собрании питерских праздничных застольных здравиц появился новый тост, который, если верить городскому фольклору, любят произносить во время совместных пиршеств современные офицеры легендарного крейсера: «Выпьем за холостой выстрел!»

В 1939 году на набережной Красного флота, как тогда называлась старинная Английская набережная, напротив дома № 44, по проекту архитектора А. И. Гегелло установили стелу из красного гранита, напоминающую, что здесь, на Неве, в ночь с 25 на 26 октября 1917 года стоял крейсер «Аврора». Отсюда он произвёл холостой выстрел по Зимнему дворцу, возвестивший начало новой революционной эры. Как сказано на одной из сторон стелы, это была «эра Великой социалистической революции». Ленинградский городской фольклор попытался снизить революционный пафос большевистской фразеологии и предложил свой вариант названия памятной стелы: «Авроровский камень».

Стреляли в ту осеннюю ночь октября 1917 года не только пушка «Авроры», но и орудия Петропавловской крепости. Сохранилась легенда о том, как революционные матросы ворвались в крепость в поисках пушек для штурма Зимнего дворца. Старый пушкарь пытался убедить нетерпеливых революционеров, что все орудия в Петропавловской крепости изношены и их стволы просто не выдержат стрельбы и вдребезги разлетятся. Да и тавота для смазки стволов в крепости не оказалось. Матросы нервничали. Времени оставалось мало, и они потребовали, чтобы старик приготовился стрелять. Когда солдат понял, что отвертеться не удастся, он бросился в солдатский гальюн, зачерпнул ведро нечистот, смазал им стволы пушки и, таясь от матросов, заложил холостой заряд. Последовала команда и, как рассказывает легенда, прогремел… «сраный залп революции».

Восставшие в Зимнем дворце

Между тем революционные матросы ворвались в Зимний дворец. Временное правительство, заседавшее в то время в одной из комнат Зимнего дворца, решило воспользоваться предложением некоего пожилого чиновника Дворцового ведомства и покинуть дворец по известному одному ему подземному ходу. Но именно в этот напряжённый момент кто-то напомнил коллегам, что в случае бегства законного правительства большевистский переворот будет считаться юридически правомерным. Только арест всего состава Кабинета, да ещё во время его заседания, сделает революцию в глазах всего мира незаконной. Ради этого стоило быть арестованными. Через несколько минут в комнате заседаний появились матросы. Пожалуй, эта странная легенда своим происхождением обязана очень узкому кругу законников и юристов. Но, может быть, именно благодаря ей в общественном мнении отношение к революции было далеко не однозначным.

На другой день начался так называемый «Второй штурм Зимнего». Громили подвалы Зимнего дворца, где, как выяснили революционные моряки, хранились столетние запасы царского вина. Никакие попытки остановить пьяную вакханалию не приводили к успеху. Разбушевавшиеся революционеры выстрелами из винтовок разбивали бочки с вином, напивались до потери сознания и тут же тонули в потоках алкоголя, рвущегося из погребов на невскую набережную. Может быть, и повелась на Руси с тех самых пор традиция отмечать праздник 7 ноября пьяным застольем: «Октябрь весело справляем, по бутылке распиваем». Да и у самого Ленина, судя по фольклору, именно тогда выработалась стойкая аллергия на всякое пьянство. «Давайте выпьем, Владимир Ильич», — предложил однажды верный Дзержинский. — «Нет, батенька, больше не пью. Помню, как-то в апгеле нализались. Занесло на Финляндский вокзал, взобгался на бгонивичёк и такое нёс, до сих пог разобгаться не могут». И в другие дни, обращаясь к тому же Дзержинскому, Ильич не раз будто бы говаривал: «Вы думаете, Феликс Эдмундович, революцию совершили мы, большевики? Хрен вам, революцию совершила пьяная матросня! Вечером 25 октября ко мне домой завалились три пьяных матроса… а дальше как отрезало». Владимир Ильич хорошо знал склонность пролетарского человека к зелёному змию.

Любопытна в этом смысле история старейшего в Петербурге пивоваренного завода «Степан Разин». Его история начинается с именного указа Петра I от 11 марта 1719 года

«О постройке в Петербурге пивоварни по голландскому манеру архитектором Фонармусом» для «варения пива во флот». Видимо, речь шла о пивоварне на Выборгской стороне, хотя известно о пивоварнях того времени и в других районах города — на Охте, на территории Адмиралтейства. Приобрести пиво можно было и за Старо-Калинкиным мостом, в деревне Кальюла, или Калинкиной, где, по свидетельству современников, процветало частное пивоварение. Постепенно мелкие производства поглощались более крупными, которые, в свою очередь, объединялись в акционерные общества и товарищества. В 1861 году на базе нескольких пивоваренных заводов образовалось «Калинкинское пивоваренное и медоваренное товарищество», фактическим владельцем которого стал потомственный почётный гражданин Петербурга Вильям Клемент Казалет. В начале XX века заводу принадлежали 43 пивные лавки в Петербурге и около 300 — в других городах России. Фирма процветала. Однако всё изменилось с началом Первой мировой войны.