Наум Синдаловский - Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре

Известно, что за всё время блокады в дом на Литейном не попала ни одна бомба. Легенды утверждают, что немецкие лётчики знали о живом щите, устроенном советскими чекистами. В верхнем этаже «Большого дома» якобы содержались пленные гитлеровские офицеры. И немецкие лётчики будто бы знали об этом. Подозрительная осведомлённость фашистов вызывала у блокадников странное ощущение. Они были уверены, что утечка информации намеренная. До сих пор жива и другая легенда. Согласно ей, в башенках над крышей Большого дома, которые на самом деле предназначались для соляриев, будто бы во время войны разместили зенитные орудия, направленные в сторону Литейного моста. Так гэпэушники собирались отражать возможное нападение немцев со стороны Финляндского вокзала.

На фоне этих кошмаров родилась легенда о том, что жизнь большинства строителей этого одиозного дома трагически оборвалась в его пыточных камерах. Новые хозяева, утверждает легенда, позаботились о том, чтобы тайна бесчисленных секретных застенков НКВД была навеки сохранена теми, кто о них знал.

Петербургский фольклор до сих пор обращается к зловещей деятельности одного из самых страшных учреждений Советской власти, которая сумела вовлечь в безумную пляску смерти наряду с откровенными противниками режима её верноподданных апологетов и просто законопослушных граждан. Не нам с вами, с высоты наших знаний и информированности, судить или осуждать их. Фольклор этим не занимается. Он просто констатирует. И каждый, даже самый ничтожный штрих той жизни, сохранённый для нас, важен как бесценное свидетельство очевидцев и участников событий нашей истории.

Надпись на дверях Большого дома: «Посторонним вход воспрещён». Двое останавливаются. Читают. «А если бы было разрешено, ты бы сам вошёл?»

Объявления у входа в Большой дом: «Звонок не работает. Стучать по телефону»; «Приём граждан круглосуточно».

Такой была жизнь. Она добросовестно отражена в зеркале фольклора.

В заключение интересно напомнить, что ещё в начале XX века на Литейном проспекте, перед зданием Арсенала, стоял целый ряд старинных пушек с дулами, направленными на противоположную сторону проспекта, где высилось здание Окружного суда. Петербургские умники того времени злословили: «Пушки направлены на правосудие». Затем на месте Окружного суда, как мы уже знаем, появился Большой дом, и пушки долгое время были «нацелены» на него. Что при этом говорили ленинградцы, нам не известно. Но пушки убрали. Это произошло после смерти Сталина.

С его смертью в Советском Союзе прекратилось и дьявольское безумие террора. Это напоминание тем, кто и сегодня пытается доказать, что в массовых репрессиях против собственного народа виноват кто угодно, только не «лучший друг и любимый учитель всего человечества». Впрочем, и мы сами.

Военно-морская база и одновременно город посреди Финского залива основан Петром I, в тридцати километрах от Петербурга, на острове Котлин 4 мая 1704 года. Остров Котлин ещё до появления русских переменил не одно название. На шведских и финских картах в разное время он назывался Риссертом, Реттусаари, Кеттусаари, Рычретом и Каттилой. Происхождение современного названия неизвестно. Однако в древних грамотах, восходящих к XIII веку, остров упоминается под именем, очень близким к нынешнему — Котлинген. Да и Финский залив в старину назывался Котлинским озером. Между тем сохранилась русская героическая легенда о происхождении названия Котлин. Когда шведы увидели подходившую к острову яхту Петра I в сопровождении галиота, рассказывает она, солдаты сторожевого отряда бросились в лодки и скрылись. Бегство их было столь поспешным, что, когда русские высадились на берег, то увидели на неприятельском привале костёр, на котором в котлах варилась еда. По эти котлам, утверждает легенда, русские солдаты и назвали остров Котлином.

Сохранилась в Кронштадте ещё одна героическая легенда о неудачной попытке шведов разрушить русские укрепления на острове. Согласно ей, поздней осенью 1704 года шведский отряд в сопровождении проводников из местных жителей по льду из Выборга отправился на остров. Но сбился с пути и прошёл мимо. По одному из вариантов этой легенды, один из проводников повторил подвиг Ивана Сусанина и сознательно увёл врага в другую сторону.

В переводе с немецкого Кронштадт — это «Венецград» (Krone — «венец» или «корона», Stadt — «город»). Между тем среди современных марийцев живёт легенда о том, что в далёкие времена это финно-угорское племя населяло Приневье. Одно время во главе племени стоял князь Кронша, который управлял своим народом с острова посреди залива. Затем, теснимые славянами, марийцы ушли на восток, да там и остались. Однако, как утверждают марийцы, память о тех временах сохранилась в названии города на том самом острове.

В 1729–1730 годах в Петербурге напечатали так называемый «Гербовник Миниха», или «Знаменный гербовник», в котором были представлены более 80 гербов «для малевания на знамёнах». Над гербами работал итальянский граф Ф. Санти, приехавший в Россию при Петре I и служивший в Герольдмейстерской конторе. Среди прочих гербов с описаниями в Гербовнике изображён и герб Кроншлота: «На море Кроншлот белый, наверху корона и флаг, поле лазоревое», и герб Кронштадта: «Щит разделён надвое вертикально, одно поле красное, а другое голубое, на голубом караульная вертикальная башня с фонарём, наверху корона, а на красном поле чёрный котёл, кругом острова вода». В легенде о гербе города тоже рассказывается о неожиданном появлении на острове русских солдат и о шведах, которые поспешно бежали, оставив в казармах котлы с ещё не остывшей гречневой кашей. В память об этом, если верить фольклору, в рисунок кронштадтского герба включено изображение чёрного кухонного котла. С теми далёкими событиями тесно переплетаются современные легенды Кронштадта, одна из которых объясняет происхождение понятия «Шведский стол». Будто бы так называется всякая еда, которую не надо предварительно заказывать. Как та, что увидели на шведских столах высадившиеся на Котлине русские солдаты.

Сохранилась в Кронштадте и легенда о давней традиции, связанной с береговой каменной корабельной кухней. В Купеческой гавани «пожарного страха ради», как об этом пишет историк Петербурга П. П. Свиньин, не позволялось на кораблях разводить огонь. Для этого на берегу построили специальную так называемую Голландскую кухню. С тех пор между корабельными поварами сложилась традиция, согласно которой повар первого пришедшего весной корабля получает прозвище «Адмирал», а всякий другой судовой повар по приходу в Кронштадт обязан принести на кухню бутылку рома или водки «для потчевания „Адмирала“ и других моряков».