Николай Рыжков - На острие проблем – 3

Стремительно происходили разрушительные процессы в стране. По мнению автора, Съезд народных депутатов и принятые им решения окончательно предопределили разрушение Советского Союза. Предательство высшего руководства страны, бесконечная критика Правительства СССР и лично Рыжкова Н.И. вынудили его уйти в отставку, но он при этом сохранил свою гражданскую позицию.

О том, как это все было, вспоминает депутат I Съезда народных депутатов Николай Иванович Рыжков, Председатель Совета Министров СССР с сентября 1985 по январь 1991 года, член Совета Федерации с 2003 года.

Первый Съезд народных депутатов СССР — это, безусловно, неординарное событие в жизни страны. Моя точка зрения на него сегодня такая же, как и 20, и 30 лет назад, после первых дней его работы. Уже тогда сложилось впечатление, что это событие — явно не в помощь государству. Я понимал, что начались разрушительные процессы. И я, к сожалению, не ошибся.

Немного о его предыстории. Кстати, слово «перестройка» — не порождение 80-х годов. Оно впервые прозвучало еще в начале XX века, при Временном правительстве.

Я никогда не был партийным функционером, всю жизнь работал на заводе, в министерстве, Госплане СССР. Секретарем ЦК КПСС меня избрали в ноябре 1982 года. Через три недели Андропов, ставший Генеральным секретарём, поручил члену Политбюро Горбачеву, кандидату в Политбюро Долгих и мне, неостепененному секретарю ЦК по экономике, заняться вопросом, как модернизировать экономику. Руководству страны было ясно, что необходимо выработать программу и государственную позицию, как развиваться дальше. При этом нас не освободили от основной работы. И мы этим занимались вплоть до смерти Андропова, а впоследствии и при Черненко, который к этому относился индифферентно как в силу болезни, так и потому, что у него никогда не лежала душа к экономике. Но не мешал.

Плановая система, существовавшая до и после войны, которая помогла очень быстро восстановить народное хозяйство, конечно, сделала великое дело. Но это — мобилизационная экономика. Ставится определённая цель — допустим, индустриализация, и достигается результат. С 1930 по 1941 год было построено около 10 тысяч предприятий! Не будь этого, мог бы СССР выиграть войну с Гитлером? Да никогда! Были созданы металлургия, тракторное, военное и другие производства.

Но мир менялся, развивался научно-технический прогресс, и мы почувствовали, что в какой-то степени стали отставать. Старая система тормозила развитие. Я это понимал как бывший директор огромнейшего завода «Уралмаш», отдавший ему 25 лет. Из них пять лет — главным инженером, пять лет — генеральным директором. 52 000 рабочих. Мы производили машины и делали всё, чтобы страна развивалась. А вся прибыль забиралась государством, а потом директор завода ехал в Москву с протянутой шапкой и просил денег, чтобы, например, реконструировать цех или на строительство жилья. Получалось, что никакого интереса улучшать работу не было, потому что и тот, кто плохо работал, тоже также просил деньги. И ему давали, ну, может, чуть меньше, чем мне.

Косыгинская реформа в конце 60-х годов явилась глотком свежего воздуха для производства. Нам стали оставлять часть прибыли, и мы могли пустить ее на жильё, на материальные поощрения людей, что-то купить для завода. Интерес появился. Откуда пошла 13-я зарплата? Оттуда. А потом эту реформу свернули. Возможно, события 1968 года в Чехословакии повлияли, напугали Суслова и компанию, они были заскорузлые догматики. Возможно, опасались, что демократизация экономики толкнет к либерализации политической жизни. Мы умели читать газеты. Изучали доклады председателя Госплана Байбакова и министра финансов Гарбузова и делали выводы.

Ситуацию нужно было менять. Поэтому когда на апрельском, 1985-го года, пленуме ЦК новый генсек Горбачев внес идею реформировать экономику, он использовал материалы нашей трехлетней кропотливой работы. Запомните: главной целью провозглашенной в 1985 году перестройки была модернизация экономики! И никто тогда не ставил вопрос о реформировании всей государственной системы.

Мы понимали, что реформировать одновременно и экономику, и политическую систему, — смерти подобно. Нельзя было трогать базовые основы государства. То, что взялись делать и то и другое сразу — нас и погубило. Этого никто в мире одновременно никогда не делал, возьмите хоть Японию, хоть Китай, хоть Польшу и многие другие страны. Везде реформирование экономики происходит при твердой власти.

Поворотным моментом стала 19-я партийная конференция в июне 1988 года, где и произошло «грехопадение». Она рассмотрела вопрос изменения структуры госсистемы управления. Сознательный толчок к этому дал Горбачев и те, кто за ним стоял. Мое мнение: главным идеологом был Александр Яковлев, умный и очень коварный политик. А Горбачев, как человек впечатлительный, легко попадал под чужие влияния и быстро схватывал все, что касалось его власти. Генсек выдвинул тезис: власть надо отдавать советам, а партии отодвинуться от хозяйственной жизни и заниматься идеологией. То есть не исполнительной власти передать, а советам. После этого и Политбюро пошло в разные стороны. Расклад был такой: Яковлев, Шеварднадзе, Медведев — одно. Рыжков, Зайков, Слюньков — другое. Ну и болото, как всегда.

Начали менять Конституцию. День и ночь трудились. Я чувствовал: идем не туда. Есть система разделения властей. Зачем делать перекос в сторону представительной ветви?

Уже потом депутат Оболенский, геолог из Карелии, заявит, что мы к основному закону страны относимся как к уличной девке. Но «процесс пошел». Очень быстро, жестко гнали. По четвергам было заседание Политбюро и, случалось, документы приносили в среду вечером, так что не оставалось времени их просто посмотреть, не то что изучить. Анатолий Лукьянов, секретарь ЦК, юридически очень грамотно все оформлял.

Неожиданно в марте 1989 года появился совершенно новый институт-съезд народных депутатов СССР. 2 250 человек. Из них 1 500 избирались прямыми выборами, а 750 назначались — от партии, от комсомола, от профсоюза, от общества филателистов и т. д. Непонятная система. Спешили, потому что в апреле-мае заканчивались полномочия членов Верховного совета СССР, избранного еще при Андропове.

После первых дней работы съезда я окончательно прозрел, хотя и до этого выражал свое мнение. Горбачев говорил: вот, Рыжков все время не согласен, потому что боится власть потерять. Итак, 2 250 депутатов в зале рассматривают какой-то закон. На проходах возле микрофонов выстраиваются очереди по 10–15 человек. Один: предлагаю в такой-то фразе поставить запятую. Другой: предлагаю вот это слово убрать. Третий: предлагаю записать иначе. Как митинг. Да именно с улиц и пришли многие его делегаты.