Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

«Проехав некоторое пространство вместе с варваром, мы свернули на другую дорогу по приказанию наших проводников-скифов (гуннов – В.А.), объяснивших, что Аттила должен заехать в одну деревню, в которой он хотел жениться на дочери Эскама; хотя он уже имел множество жен, но хотел еще взять и эту по скифскому обычаю. Оттуда мы продолжали путь по ровной дороге, пролегавшей ло равнине, и встретили судоходные реки, из коих самыми большими после Истра были Дрекон, Тигас и Тифесac. Мы переправились через них на челноках-однодеревках, употребляемых прибрежными жителями, а остальные реки переплывали на плотах, которые варвары возят с собой на повозках для употребления в местах, покрытых разливами. В деревнях нам доставлялось продовольствие, притом вместо пшеницы просо, а вместо вина – так называемый по-туземному «мед» (употребленное Приском название напитка – германское или славянское); следовавшие за нами слуги также получали просо и напиток, добываемый из ячмени; варвары называют его «камос» (слово, подозрительно напоминающее «кумыс», хотя известный нам кумыс, в отличие от пива, делается не из ячменя, а из сброженного кобыльего молока – В.А.). Совершив длинный путь, мы под вечер расположились на ночлег у одного озера с годной для питья водой, которой пользовались жители близлежащей деревни. Вдруг поднялась буря с вихрем, громом, частыми молниями и сильным дождем; она не только опрокинула нашу палатку, но и покатила все наши пожитки в воду озера. Перепуганные разбушевавшейся стихией и всем случившимся, мы покинули это место и впотьмах, под дождем, потеряли друг друга, так как каждый обратился на ту дорогу, которую считал для себя легкой. Добравшись до хижин деревни, – ибо оказалось, что мы все двинулись разными путями по одному направлению, – мы собрались вместе и с криком стали разыскивать отставших. Выскочившие на шум скифы зажгли тростник, который они употребляют как горючий материал, осветили местность и спрашивали, из-за чего мы кричим. Когда бывшие с нами варвары ответили, что мы испугались бури, они позвали нас к себе, оказали гостеприимство и обогрели, зажигая множество тростника. Правившая в деревне женщина, оказавшаяся одной из жен Бледы, прислала нам съестных припасов и красивых женщин для компании (вариант: к нашему удовольствию – В.А.) согласно скифскому обычаю почета».

Приску, высокообразованному ритору, подражавшему в своем повествовании «отцу истории» Геродоту, по идее, не должен был казаться странным этот архаичный обычай предоставлять гостям не только стол, кров и постель, но и женщин. Для гуннов этот обычай был чем-то само собой разумеющимся. Они отправляли ублажать гостей рабынь, имевшихся у них в огромном изобилии, или же местных поселянок из ближайшей деревни, и без того находившейся в руках и, следовательно, во владении завоевателей. Венецианец Марко Поло во время своего путешествия по Центральной Азии тоже познакомился с этим обычаем у потомков членов великого гуннского племенного союза, не ушедших на далекий Запад, а оставшихся дома. Причем у них гостям предлагали насладиться прелестями не каких-то там рабынь, но жен гостеприимных хозяев. И отвергнуть этот дар означало бы нанести радушным хозяевам тяжелое оскорбление. У древних ирландцев, т. е. у народа совершенно иной расы, иного происхождения и иного образа жизни, чем гунны, богатырские состязания завершались в постели. Боец должен был доказать и там, т. е. жене соперника, свою мужскую силу. И лишь в эпоху христианского Средневековья древний обычай был смягчен и сведен к омовению воина в бане руками служанок, дочерей или даже жены его соперника, хозяина дома, оказавшего ему свое гостеприимство. Этот же смягченный христианством обычай описан в поэме «Парсифаль» Вольфрама фон Эшенбаха, в путевых заметках о пребывании папского легата Паоло Санантонио в Каринтии и т.д.

Приск Панийский, утомленный блужданием в ночи и, видимо, недостаточно подкрепленный просом и ячменным пивом, чтобы пуститься во все тяжкие, отказался от услуг местных красоток (за себя самого и за своих спутников), но для приличия разделил с ними трапезу.

«Этих женщин мы угостили предложенными нам кушаньями, но от общения с ними отказались и провели ночь в хижинах. С наступлением дня мы обратились к розыскам своих пожитков и, найдя все, частью на том месте, где остановились накануне, частью на берегу озера и частью даже в воде, собрали вместе. Этот день мы провели в деревне, просушивая все пожитки; ибо буря прекратилась, и солнце ярко светило. Обрядив также лошадей и остальных вьючных животных, мы пришли к царице, приветствовали ее и предложили ответные дары, именно три серебряные чаши, красные кожи, индийский перец, финики и другие лакомства, которые дорого ценятся, потому что не встречаются у варваров; затем мы удалились, пожелав ей благополучия за ее гостеприимство».

К сожалению Приск не только отверг услуги любезно предложенных ему гостеприимными гуннами женщин, но и не оставил нам описания жены Бледы, отличавшейся, судя по тому немногому, что он о ней сообщает, приятным обхождением и прирожденной вежливостью. Тем не менее, из данного фрагмента «Истории» Приска мы узнаем, что у Бледы было несколько, а у Аттилы – даже множество жен. И что некоторые из этих женщин рассматривались западными и восточными римлянами как царицы (что, вероятно, соответствовало их реальному социальному статусу в варварском мире).

Чем дольше мы внимаем Приску, тем больше убеждаемся в пристрастии Аттилы к девушкам и женщинам в как можно большем количестве. Прежде всего – в местах его продолжительного пребывания. В огромном селении, где гуннский царь жил… нет-нет, не в юрте (как можно было бы ожидать от повелителя кочевников), а в большом дворце – «хоромах» (вероятно, его постоянной резиденции) – Аттилу встретили «девицы, шедшие рядами под тонкими белыми и очень длинными покрывалами», распевавшие песни, причем «таких рядов женщин под покрывалами было очень много». Стоит ли ставить пристрастие Аттилы к подобным торжественным встречам в вину «гуннскому варвару»? Ведь нам хорошо известно, что в аналогичных случаях римских (да и не только римских) императоров встречали аналогичные процессии девиц и женщин безо всяких покрывал! Приняв этот «девичий парад», Аттила приблизился к хоромам Онегесия (ряд современных ученых полагает, что это не имя собственное, как считалось прежде, а титул или должность, но мы все-таки будем «по старинке» писать «Онегесий» с заглавной буквы). Онегесий был советником Аттилы и принадлежал к его ближайшему окружению.

«Когда Аттила приблизился к дому Онегесия» – писал Приск Панийский – «мимо которого пролегала дорога к дворцу, навстречу ему вышла жена Онегесия с толпой слуг, из коих одни несли кушанья, другие – вино (это величайшая почесть у скифов), приветствовала его и просила отведать благожелательно принесенного ею угощения. Желая доставить удовольствие жене своего любимца, Аттила поел, сидя на коне, причем следовавшие за ним варвары приподняли блюдо (оно было серебряное). Пригубив также и поднесенную ему чашу, он отправился во дворец, отличавшийся высотой от других строений и лежавший на возвышенном месте».