Вольфганг Акунов - Гунны — страх и ужас всей Вселенной

Хотя, возможно, он просто носил сходно звучащее имя – например, Адиль или Отла, труднопроизносимое для представителей покоренных гуннами народов. Вот они и стали называть его «по созвучию» схожим словом, взятым из своего собственного языка. Для нас (как и для всего мира) он так и останется «Аттилой», «батюшкой-(царем)», раз уж это «воинское прозвище» вытеснило из истории и из памяти народов его исконное имя и раз уж исконно гуннская генеалогия его до нас не дошла.

Как мы уже знаем, «Батюшка» больше 10 лет правил совместно со своим «братушкой» (о чем нередко забывают, когда речь заходит об убийстве Бледы родным братцем). Аттила явно не торопился устранять «братушку». Возможно, потому, что был уверен в безобидности Бледы. Тот предавался всевозможным развлечениям, часами потешался над выходками своего придворного шута-маврусия, да к тому же имел милую и любезную в обхождении жену, окруженную целым сонмом усердных прислужниц (если верить «Готской истории» Приска Панийского).

Но главное было даже не в этом. А в том, что до Бледы Аттиле представлялось необходимым устранить других соперников, преграждавших ему путь к высшей власти над гуннами. Сородичей, куда более опасных, чем Бледа. И знавших (в отличие от Бледы), что Аттила рассматривал их как угрозу для себя. Документальных подтверждений у нас не имеется, однако совершенно очевидно, что Аттила, прежде чем достичь верховной власти, должен был составить себе имя, стать известным всем племенам, входившим в гуннский племенной союз. В правление Октара и Ругилы этот союз представлял собой еще достаточно рыхлое объединение. Но после гибели Ругилы от удара молнии эти племена вскоре почувствовали на себе твердую руку нового владыки. Некоторые предпочли уйти от него на юг, вглубь римских владений. Это было нетрудно. Ибо римские власти, уже успевшие оправиться от первоначального «гуннского шока» и сообразившие, что время конца света все-таки еще не наступило, приняли гуннских «казаков» (т.е., по-тюркски, «отщепенцев», «отделившихся») буквально с распростертыми объятиями. Гунны, не знавшие и не желавшие знать ничего кроме войны, только войной и жившие, были, с римской точки зрения, идеальными наемниками.

А выражаясь официальным языком – «федератами», или «социями» (т.е. «союзниками). Более верными и стойкими в бою, чем уже порядком разложившиеся, под римским влиянием, германцы, настолько влюбившиеся, в конце концов, во все римское, что даже создали, после падения Ветхого Рима, в 800 г., при Карле Великом, свою собственную «Римскую империю» (обновленную в 962 г. Оттоном Великим, просуществовавшую до 1806 г. и уничтоженную императором французов Наполеоном I Бонапартом, не случайно носившим до того титул консула, который сам явно «косил под римского императора Запада», украсив римскими легионными орлами герб и медали своей фактически претендовавшей на «всеевропейскость», т.е., в соответствии с понятиями той эпохи, на «вселенскость», как и Древний Рим, державы, а также навершия знамен своих полков, именовавшихся первоначально, как у римлян, легионами).

После своей первой совместной победы над Восточным Римом в 435 г. «фратриархи» Аттила и Бледа заключили с побежденными ими на поле брани «ромеями» Марг(ус)ский мирный договор. По его условиям Константинополь обязался удвоить размер выплачиваемой гуннам дани и выдавать гуннам всех перебежчиков. Мы помним, что требование о выдаче перебежчиков содержалось и в хуннско-китайских мирных договорах, упоминаемых анналистами «Срединного государства». Однако аналогичное требование содержалось еще в мирном договоре между египетским фараоном Рамсесом II и хеттами.

Перебежчики, фактически же – политические эмигранты – создавали на территории чужой страны, в которую бежали из своей собственной, ставшей им не матерью, а мачехой, «ячейки сопротивления».

Порой «ячейки» превращались в целые «островки». Эти «островки сопротивления» оставались неуязвимыми, в силу своего местонахождения за рубежом. И потому представляли постоянную угрозу для государства, из которого перебежчики бежали вследствие внутриполитических причин. Надо сказать, что со времен Рамсеса и Аттилы в этом плане мало что изменилось.

Условия гуннско-римского мирного договора, заключенного в городе Марг(ус)е, напрямую затрагивали гуннских «оппозиционеров», обзаведшихся парочкой царевичей в качестве залога будущих претензий на власть – двумя отроками из семейства Аттилы. Они были сыновьями князей Мамы и Атакама. Понимавшие важность этих отроков, как «козыря» в борьбе с Аттилой и Бледой, восточные римляне держали их под стражей в крепости к югу от излучины Истра. Она располагалась в области, известной в древности как «Малая Скифия». Именно там когда-то царствовал знаменитый скифский царь Атей, разбитый в 339 г. до Р.Х. македонским царем Филиппом II, отцом Александра Великого. Там знатные отроки пребывали вплоть до заключения «ромеями» мира с гуннскими «фратриархами» на продиктованных последними условиях. Однако возвращение двух царевичей в гуннские пределы означало для них верную смерть. Принимая во внимание их возраст, они, несомненно, оказались на римской территории отнюдь не добровольно, а были увезены гуннскими «непримиримыми оппозиционерами» насильно. Тем не менее, юные царевичи представлялись Аттиле и Бледе столь опасными, что «фратриархи» приговорили возвращенных им восточными римлянами «перебежчиков поневоле» к высшей мере наказания («суммум супплициум», выражаясь языком римских юристов) – распятию на кресте.

Хотя мы не так уж много знаем о гуннских народных верованиях и о религиозных взглядах самого «Аттилы-батюшки», обращает на себя внимание следующее. Невезучие царевичи были не посажены на кол (как прочие перебежчики, выданные римлянами гуннам). И не обезглавлены. А ведь гунны любили отрубать оппозиционерам головы, чтобы запугивать ими, выставленными на всеобщее обозрение, тайных сторонников казненных, как и всех прочих колеблющихся и замышляющих измену или бегство за рубеж – к римлянам, к кому же еще?! Смерть на кресте (к которому осужденных не прибивали гвоздями, а просто привязывали) наступала не от человеческих рук. Да и какой гунн осмелился бы нанести смертельный удар члену божественного (или, по крайней мере, богоравного) царского рода (не случайно самого Аттилу один из его данников-варваров – царь акатиров – именовал, по Приску, «высшим из богов»)?! Убить богоравных отроков было дозволено лишь божественному Солнцу, всемогущему дневному светилу, беспощадно разившему с высоты небосвода распятых своими смертоносными златыми стрелами-лучами.

Это знаменательное во всех отношениях публичное распятие царевичей, равно как и то обстоятельство, что Аттиле, очевидно, воздавались божественные почести, заставляет вспомнить легенды о происхождении гуннского царского рода, возводимом к небожителям. По этим сказаниям, предком гуннского царского рода была божественная птица, царственный орел. А ведь выше орла – только Солнце (передающее царственному металлу – золоту – свой свет и цвет). Да и солнца орел не боится (лат: «нек соли цедит»).