Майкл Ко - Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации

Рис. 33. Сочетания знаков, выделенные Бейером в Чичен-Ице. Все они теперь читаются как К’ак’упакаль .

Другой немец, Пауль Шелльхас, тот самый, который классифицировал богов в кодексах, не скрывал своего пессимизма относительно исследований фонетистов. «Характер иероглифов майя преимущественно идеографический», – писал он в 1936 году, и попытки фонетического чтения Уорфа, по его мнению, вероятно, были последними. Шелльхас был полностью согласен с Лонгом, что иероглифы майя «ни в коем случае не являются подлинным письмом в нашем смысле и не могут быть аналогом египетских иероглифов», так как не способны воспроизвести язык [39].

В 1945 году, в конце войны, когда Шелльхас был уже восьмидесятипятилетним стариком, он опубликовал в шведском журнале «Ethnos» свою последнюю статью [40]. В заголовке был поставлен вопрос: «Дешифровка иероглифов майя: неразрешимая проблема?» Вывод Шелльхаса был безнадежен: проблема действительно неразрешима.

Если это так, то редко в истории науки такое множество блестящих умов и так долго трудились со столь ничтожным результатом.

Так кто же прочтет иероглифы майя? По-видимому, никто.

Союз Советских Социалистических Республик был самым неудачным местом, а осень 1952 года – самым неудачным временем для великого прорыва в дешифровке майя. Всего семь лет назад Советский Союз вышел из войны, которая стоила ему двадцати миллионов жизней и невыразимых страданий. У нации, удерживаемой железной рукой самого безжалостного диктатора в мире и терроризируемой политической полицией и системой ГУЛАГа, единственной целью, казалось, было прославление рябого «вождя, учителя и друга», дни которого были сочтены. Сталин умер уже в следующем году, но власть партии, бюрократии и КГБ держалась еще несколько десятилетий.

В те охваченные страхом дни интеллектуальные открытия, похоже, были почти невозможны. С 1946 года и до своей кончины в 1948 году сталинский приспешник Андрей Жданов проводил целую программу ксенофобских репрессий в области искусства и науки, которая фактически остановила творческую работу в университетах и за их пределами. А в 1948 году товарищ Трофим Лысенко одержал победу в борьбе за замену «буржуазной» генетики собственной псевдонаучной версией, поскольку был близок к диктатору, а его противник, выдающийся ученый, создатель учения о мировых центрах происхождения культурных растений Николай Иванович Вавилов, не вызывал доверия Сталина. Ценой инакомыслия были тюрьма или ГУЛАГ.

Представляется невероятным, чтобы в таких ужасающих обстоятельствах в мире советской науки появилось что-то кардинально новое, переворот в науке, тем более в Ленинграде: в 1949 году охваченный паранойей Сталин приказал арестовать почти все руководство города по сфабрикованным обвинениям и, как сам любил говаривать, «укоротил их на голову». Под пологом Академии наук СССР в Ленинградском университете и в научно-исследовательских институтах царствовала ждановщина. Но в октябре 1952 года вышел номер антропологического журнала «Советская этнография» – издания, большей частью посвященного «научному» марксизму-ленинизму и преисполненного восхвалений великого Сталина, – в котором была напечатана статья под названием «Древняя письменность Центральной Америки» [1]. Тридцатилетний, никому не известный автор был сотрудником Ленинградского отделения Института этнографии АН СССР, и эта его статья в итоге привела к разгадке письменности майя и дала возможность далеким владыкам леса говорить с нами своими собственными голосами. Русский, подданный обширных владений Сталина, напрочь изолированный от остального интеллектуального мира, он достиг того, чего не смогли сделать поколения майянистов мирового сообщества.

Юрий Валентинович Кнорозов родился в семье этнически русских родителей 19 ноября 1922 года (12.15.8.10.13 13 Бен 6 Сак по календарю майя) в украинском городе Харькове [104] Этот раздел основан на моих интервью с Ю. В. Кнорозовым и биографической информации, предоставленной его ученицей Галиной Ершовой. – Прим. автора. . В семнадцать лет он поступил в Харьковский университет, но через два года, в июне 1941 года, немецкая армия захватила большую часть Украины. Роковым образом Кнорозов остался в оккупированной зоне. Говорю «роковым образом», поскольку все, кто оказался на контролируемых немцами территориях, рассматривались Сталиным и НКВД, предшественником КГБ, как потенциальные враги и предатели. Это во многом подпортило и биографию Кнорозова: тень недоверия к нему тянулась долгие годы.

В феврале 1943 года, во время кровопролитной третьей битвы за Харьков, ему удалось пересечь линию фронта и добраться до Москвы, где отец Юрия был высокопоставленным чиновником. Только благодаря его влиянию Кнорозов смог поступить на исторический факультет МГУ. Однако война продолжалась, и в марте 1944 года он был призван в армию, но не принимал участия в боевых действиях – после окончания школы ремонтных авточастей был переведен телефонистом в резервный 158-й артиллерийский полк.

Демобилизованный в октябре 1945 года, Кнорозов вернулся в МГУ, где сосредоточился на египтологии, но его внимание привлекали японская литература, арабский язык и письменность Китая и древней Индии. Некоторые из наставников Юрия в университете, считая его прирожденным египтологом, пытались убедить студента отказаться от занятий китайским языком и меньше заниматься археологией и этнологией. Но сравнительные исследования древних систем письма были бесспорно сильной стороной Кнорозова, и его пытливый ум не ограничивался одним Египтом.

Его интересы в этом направлении поддерживались доброжелательным научным руководителем профессором Сергеем Александровичем Токаревым, специалистом по народам Сибири, Восточной Европы, Океании и Америки, – тут у марксизма было преимущество по сравнению с Западом: он поощрял сравнительный подход. Прочитав пессимистичную статью Пауля Шелльхаса о невозможности когда-либо прочесть иероглифы майя, Токарев в 1947 году задал своему блестящему ученику вопрос: «Если вы считаете, что любая система письма, созданная одними людьми, может быть прочитана другими, почему бы вам не попытаться разгадать систему майя?»

Многие считали, что Кнорозов был слишком молод и неопытен для такой сложной задачи, но Токарев ответил так: «Молодость – это время бросать вызов».