Любовь Ульянова - Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905

Об «игре в либерала» городского головы А. Нечаева писал начальник Тверского ГЖУ в 1889 г.: он «человек весьма недалекий, но разыгрывающий из себя либерала и человека передового, следствием чего и был в прошлом году весьма прискорбный случай, что в общем собрании думы голова Нечаев сознательно допустил присяжного поверенного Рождественского произнести речь возмутительного содержания, сущность которой заранее была известна не только Нечаеву, но и всем живущим в Твери политически неблагонадежным, она вызвала в думе большие с их стороны аплодисменты и придала всему этому инциденту характер самой наглой антиправительственной манифестации» 753. Однофамилец городского головы Твери председатель новгородской губернской земской управы в 1891 г. старался «прослыть за либерала» посредством покровительства «людям, пострадавшим как выражаются земцы, за идею» 754. «Заигрывание с молодежью» «либерального» деятеля К.К. Черносвитова 755во Владимире «сделало его популярным в этой среде и послужило причиной выбора его председателем общества вспомоществования учителям и учительницам» 756.

В целом из перспективы политического сыска «либералы», осев в публичном пространстве как значимый игрок, к началу ХХ в. приобрели серьезное влияние на «общественное мнение» как в плане распространения своих идей, вплоть до высшего чиновничества, так и в плане освоения кадрово-материальных ресурсов, преимущественно на региональном уровне, и в символическом аспекте, будучи успешными в овладении инструментарием публичных действий таким образом, чтобы приобретать общественную популярность. Это давало возможность «либералам» не только покровительствовать «политически неблагонадежным» и откровенным революционерам (что имело место), но и «вербовать» в ряды своих сторонников новых людей, заинтересованных в успешной карьере вне государственной сферы (или вынужденных властью пойти на таковую).

Именно такая картина должна была складываться у Департамента полиции из сообщений местных отделений политического сыска. Какой же была реакция Департамента – инстанции, которая отвечала за аналитику и принятие каких-либо решений, выработку поведенческих стратегий в отношении «либерального» движения, учитывая описанную ранее существенную умеренность политических взглядов деятелей самого Департамента?

Предыдущие главы были посвящены реконструкции целостного и в то же время множественного и подчас противоречивого образа/образов «либерализма» в делопроизводственной переписке политического сыска. В 4-й главе анализируются поведенческие модели служащих политической полиции, на реализацию которых этот образ отчасти влиял, а отчасти – и сам формировался в ходе их реализации. Удачным представляется определение стратегий поведения, предложенное социологом П. Бурдье в его концепции габитуса. Бурдье определил габитус как целенаправленные практики и модели поведения, позволяющие изменить ситуацию в ходе взаимодействия в ограниченном по количеству участников, занимающих противостоящие позиции, коммуникативном социальном пространстве (это пространство Бурдье назвал полем) 757.

Именно такой мне представляется картина взаимодействия чинов политического сыска с «либералами» – плотное и ограниченное по численности участников поле для диалога, создаваемое и определяемое как прямыми (параграфы 3 и 4), так и опосредованными (параграфы 1 и 2) коммуникациями.

Такой подход заметно расширяет традиционный историографический взгляд на деятельность политической полиции как на «борьбу» сугубо «карательно-репрессивными» методами с противоправительственным движением. Кроме того, представляется отнюдь не достаточным изучение моделей поведения чинов политического сыска либо через описание их формально-правовых полномочий, либо через анализ источников получения ими информации, что чаще всего имеет место в литературе 758.

В 4-й главе делается попытка реконструировать внутреннюю логику функционирования системы политического сыска. Работающей представляется следующая модель, отражающая и содержание, и последовательность действий чинов политической полиции: пассивное наблюдение (накопление информации различными путями); активное наблюдение (наблюдение, сочетающееся с аналитикой в том числе посредством секретной агентуры); личные коммуникации; применение формально-правовых методов.

Также важно отметить, что ниже анализируется обращение политического сыска не только и не столько с «либералами», сколько с деятелями легального пространства в целом, для обозначения которых используется понятие, аутентичное изучаемой эпохе, – «общественные деятели». В него включаются и «либералы» в понимании чинов политического сыска, и «либералы» в историографической трактовке (т. е. «оппозиционеры», «радикалы» и «конституционалисты» – в дискурсе, прежде всего, служащих Департамента полиции и охранных отделений). При данном разделении оказывается, что в отношении «либералов» применялось преимущественно наблюдение (в основном пассивное) и личные переговоры, большая же часть так называемых карательно-репрессивных мер приходится на более радикальные, чем «либерализм», легальные общественно-политические явления.

Еще один важный нюанс состоит в том, что поскольку все стратегии определялись Департаментом полиции или, во всяком случае, замыкались на него, то оказывается, что восприятие общественного пространства чинами ГЖУ, подробно представленное в предыдущих главах, оставалось лишь их восприятием, мало влияя на поведенческие модели политического сыска в целом. По этой причине в данной главе преимущественное внимание уделено позиции и деятельности служащих Департамента полиции.

Чины политического сыска очевидным образом зависели в своей деятельности от той информации, которую они получали 759.

Пассивное наблюдение, которое состояло во многом из механических, рутинных процедур, не требовавших особых аналитических усилий, можно классифицировать по разным критериям – формальные (зафиксированные в нормативно-правовой базе) и неформальные методы; устные и письменные источники получения информации; источники информации, бывшие в распоряжении только у Департамента полиции либо только у местных подразделений; специфические источники получения сведений и данные, почерпнутые из общего для образованного общества информационного пространства.

Однако, независимо от выделенных критериев, в первую очередь важно отметить, что конечной точкой всех информационных потоков внутри системы политического сыска был Департамент полиции. Говоря другими словами, информация циркулировала внутри системы по вертикальным каналам – из местных отделений в центральное, и обратно, горизонтальные каналы обмена информацией непосредственно между разными ГЖУ или между ГЖУ и охранными отделениями отсутствовали. Кроме того, Департамент полиции был инстанцией, возглавлявшей деятельность всех структур политического сыска, – соответственно, внутри Департамента в каждом конкретном случае решалось, как реагировать (или не реагировать) на сведения, поступавшие из ГЖУ и охранных отделений.