Любовь Ульянова - Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905

Поэтому секретную агентуру уместно классифицировать, скорее, как методику наблюдения за легальным общественно-политическим пространством, чем как метод борьбы с ним.

В распоряжении политического сыска был определенный набор формальных методов «борьбы» с так называемым «противоправительственным движением» – этот термин объединял все течения, настроенные против «самодержавия». Методы борьбы распадались на две большие группы – судебные (через дознание – на суд) и административные (через Особое совещание), и в общем виде были описаны мной в 1-й главе. Однако борьба с антивластными проявлениями в легальном общественно-политическом пространстве формальными методами была последним, заключительным и в каком-то смысле крайним шагом Департамента полиции, который предварялся не только длительным пассивным наблюдением и активным наблюдением посредством секретной агентуры, но и попытками договориться с общественными деятелями, включая «либералов», путем негласных переговоров.

Важно отметить, что хотя в основном такие переговоры предшествовали применению формально-нормативно-правовых методов, они могли и сочетаться друг с другом, используясь поочередно. Условно говоря, за личной встречей с конкретным общественным деятелем мог последовать запрет ему жительства в столицах через Особое совещание, затем – ходатайство этого деятеля о снятии данного запрета в Департамент полиции, и в дальнейшем – отмена запрета. Это затрудняет внятное изложение одного метода отдельно от другого, и всё же, если следовать логике деятельности Департамента, стоит рассмотреть вначале метод личных переговоров, а уже затем проанализировать применение формально-правовых полномочий, имевшихся в арсенале политического сыска.

Стратегия личных переговоров со стороны Департамента полиции состояла в информировании отдельных лиц (можно назвать это угрозами) о возможных формально-правовых карательных «мерах» в их адрес. Чины Департамента при этом акцентировали внимание на нарушения деятельностью этих лиц норм реально существовавшего законодательства. Однако представляется оправданным утверждать, что основной целью руководства политического сыска в таких переговорах было удержать общественных деятелей от публичного конфликта с властью, оставив их недовольство в пределах частной сферы жизни. Во многом это была своего рода манипуляция, вызванная отсутствием, по большому счету, правовой базы, которая бы регламентировала границы и нормы публичной легальной политики. В дореволюционном законодательстве в целом существовало разграничение «частного» и «публичного» 901, в то же время в нем отсутствовало описание того, что такое «легальность», «политика», «публичная» политическая деятельность, – соответственно, в распоряжении структур политического сыска было крайне мало нормативно-правовых инструментов в работе с публичными антивластными проявлениями.

При этом личные коммуникации двух сторон были возможны вследствие того обстоятельства, что политическая полиция была достаточно открыта к взаимодействию, о чем свидетельствуют воспоминания участников противоправительственного движения. Так, существовала практика приемов просителей в Департаменте полиции и охранных отделениях 902, часто на эти приемы приходили студенты, хотя разговор с ними – в отличие от общественных деятелей – состоял, скорее, во внушениях, а не в убеждении 903. Правитель канцелярии Министерства внутренних дел Д.Н. Любимов вспоминал о Московском охранном отделении: «В Москве по воскресеньям весь день охранное отделение было открыто. По очереди дежурили чины отделения, принимали прошения, разъясняли рабочим их права, выдавали иногда пособия, принимали на себя различные хлопоты по устройству рабочих» 904.

Публицист В.П. Кранихельд отмечал в воспоминаниях: «Я должен был нелегальным образом съездить в Департамент полиции, чтобы добиться утверждения на земской службе» 905. Эта фраза встроена в рассказ автора текста о слухах в городе по поводу начальника местного ГЖУ, что в целом позволяет говорить о будничности и естественности подобного поведения («нелегально» приехать в Департамент из другого города) как для политически активной части общества, так и для чинов политического сыска.

Известный общественный деятель В.А. Маклаков и вовсе в 1903 г. произнес резкую по отношению к правительству публичную речь на обеде в художественном кружке «с целью быть вызванным для объяснений в Министерство внутренних дел, где он будто бы предполагает объяснить необходимость либеральных реформ» 906.

Таким образом, инициирование личных коммуникаций было двусторонним процессом, могло исходить не только от Департамента полиции и вообще от чинов политического сыска, но и от деятелей легального пространства.

Большая часть непосредственных личных контактов Департамента полиции с лидерами общественного движения приходится на первые годы ХХ в. В предыдущие же два десятилетия Департамент предпочитал, скорее, инициировать личные переговоры с общественными деятелями губернских властей. Вероятно, личное невмешательство руководства политического сыска объяснялось самими ситуациями, по которым практиковались «вызовы» на личные беседы – а эти ситуации касались в основном использования институтов самоуправления в качестве площадок для публичной политической активности на местном уровне и встраивались во взаимоотношения земств с губернаторами.

Так, в 1883 г. в Тверской губернии гласными губернского земского собрания были в очередной раз избраны местный дворянин М.И. Петрункевич и доцент Московского университета, друживший с «тверскими либералами», В.А. Гольцев – в 1879 г. оба участвовали, среди прочего, в подаче адреса тверского земства Александру II о необходимости созыва Земского собора, дарования «истинного самоуправления», неприкосновенности личности, независимости суда, свободы печати 907. Министр внутренних дел Д.А. Толстой писал губернатору А.Н. Сомову в связи с избранием Петрункевича и Гольцева в 1883 г.: «Это имеет значение протеста против распоряжения правительства, предупредить губернского предводителя дворянства как председателя губернского земского собрания, что если они будут избраны на какую-либо должность, я буду вынужден исходатайствовать особое Высочайшее повеление о воспрещении им всякой деятельности на поприще государственной или общественной службы» 908.

Через три года, в 1886 г., в связи с новыми выборами ситуация повторилась, но уже в отношении одного М.И. Петрункевича (В.А. Гольцев в 1884 г. был арестован, а затем поставлен под гласный надзор полиции в Москве 909). Директор Департамента полиции П.Н. Дурново, не дожидаясь проведения выборов, превентивно рекомендовал тверскому губернатору предупредить через губернского предводителя дворянства: если «Петрункевич изъявит согласие баллотироваться и будет избран… воспретить жительство в Тверской губернии… дабы окончательно убедить местное земство в твердом намерении правительства не допускать лиц, подобных Петрункевичу, к выборным общественным должностям» 910.