Андрей Богданов - Повседневная жизнь Древней Руси

Рассказ Льва Диакона о претензиях Калокира на престол служит оправданием предательства императором росов, тем более что они были язычниками, то есть в глазах патриаршего диакона Льва почти животными. Но… в момент заключения мира с болгарами император еще не мог знать ни о коварстве Калокира, ни о том, то на Болгарию идет сам Святослав. Никифор разыгрывал простейший политический гамбит: в Болгарию врывается банда грабителей-тафроскифов, и вот уже болгары более сговорчивы на мир с Византией.

Все кончилось бы успехом византийского коварства, если бы Калокиру не удалось подбить на Дунайский поход самого Святослава. Болгары, имевшие сильную армию, пережили бы набег русов, император стал бы им лучшим другом, граница империи в Европе была бы спокойна. Сам Никифор продолжал бы, реформируя армию и возрождая в ней регулярную пехоту, громить арабов и немцев.

Однако Святослав двинул в Болгарию «войско, состоявшее, кроме обоза, из шестидесяти тысяч цветущих здоровьем мужей». Все историки признают, что это преувеличение. Главным в дружине Святослава была не ее численность, а высокий профессионализм воинов. Тридцатитысячная фаланга болгарского царя Петра была сметена одним ударом. Болгары, по словам Льва Диакона, «не вытерпели первого же натиска, обратились в бегство и… заперлись в безопасной крепости». Царя, после разных мытарств, постиг эпилептический припадок, и он скончался.

Болгарское царство досталось Борису II и фактически распалось, но с его славянским по преимуществу населением великий князь установил мирные отношения. Никифор Фока и тут попал впросак. Он вынужден был признать утверждение Святослава в низовьях Дуная, заключить с ним мир и платить росам дань за безопасность своих границ. Разумеется, это был дипломатический маневр. Еще Константин Багрянородный, при котором Никифор сделал военную карьеру, рекомендовал для сдерживания росов платить не им, а печенегам. Его преемник так и поступил — благо Святослав увел на Дунай почти все боеспособные войска Руси.

«В год 968/969 пришли печенеги на Рускую землю впервые, — сообщает летопись по Древнейшему сказанию, — а Святослав в Переяславце (на Дунае. — А.Б .) засел, а Ольга в городе с внуками своими, в городе Киеве. И осадили печенеги город в силе большой. И изнемогали люди от голода и жажды». Киев стоял там же, где и сейчас, — на правом, западном берегу Днепра. «Люди той стороны Днепра», то есть стража со степных застав и северяне из Чернигова и Переяславля, собрались у восточного берега с ладьями, но переправиться на виду у печенегов не решались. Такая переправа и в более поздние времена была сопряжена с немалыми трудностями.

Итак, Киев был обложен «бесчисленным множеством» врагов. Жители его голодали. Сказитель поведал, что лишь один юноша смог прокрасться из города сквозь лагерь печенегов. Он шел через их стан, вертя в руках уздечку и спрашивая на печенежском языке: «Не видел ли кто коня моего?» Дойдя до Днепра, юноша разделся и прыгнул в воду. Печенеги всполошились, но гонец под градом стрел поплыл через реку. С другой стороны Днепра ему на помощь поспешили ладьи воеводы Претича, оставленного Святославом с небольшой дружиной для управления северскими землями и пограничной стражей. Отрока выловили из воды и доставили к воеводе. «Если не приступите завтра к городу, — сказал он, — люди сдадутся печенегам».

Дружина призадумалась. В Киеве находилась княгиня Ольга с наследниками Святослава. Старшему его сыну Ярополку было не меньше двенадцати лет. Мы знаем об этом потому, что примерно в том же 968/969 году отец привезет ему наложницу — красивую девушку из разоренного им греческого монастыря. Второго внука Ольги звали Олегом. О матери их ничего не известно; все предположения, которые высказаны в историографии, — чистые домыслы.

Зато мы знаем мать третьего сына Святослава — ключницу самой княгини Малушу, дочь Малко Любечанина. Историки приложили большие усилия, чтобы найти для матери будущего Крестителя Руси Владимира Святого происхождение познатнее. Одни производили Малушу от древлянского князя Мала. Другие считали, что ее отец — не просто родом из Любеча, в земле радимичей, но непременно был наместником этого города.

Всех смущало, что мать Владимира была «рабой» — холопкой княгини Ольги. Впоследствии, по словам Древнейшего сказания, княжна Рогнедь, дочь полоцкого князя Рогволода, отказала посватавшемуся к ней Владимиру со словами: «Не хочу разувать рабичича (сына рабыни. — А.Б .), но Ярополка хочу!» Этот текст вызвал множество кривотолков, в том числе об униженной доле женщины, вынужденной стягивать сапоги с мужа в знак покорности его воле. Однако плотно облегающие ногу кожаные сапоги-чулки, которые знать носила тогда по византийской моде, снять самому очень трудно. И если новобрачная хотела обойтись без мужнина денщика, ей надо было делать это самой.

Такое же непонимание реалий проявилось и в оценке решения Рогнеди, и в отношении историков к положению матери Владимира. Никто не хотел понять девушку, желающую выйти за великого князя Киевского Ярополка, а не за изгоя, бежавшего от брата за море и вернувшегося с бандой буйных варягов. И все делали вид, будто не знают, что доверенные слуги князя, по той же «Русской правде», приносили ему присягу на пожизненную службу и становились добровольными холопами. Чтобы сделаться таковым, согласно «Правде», существовало только три пути: продать себя в присутствии свидетеля (хоть за символическую сумму); жениться на холопке или челядинке (рабыне-иноплеменнице); поступить на службу тиуном (управляющим имением) или ключником (управляющим дворцовым хозяйством). То есть занять очень высокую и, учитывая степень доверия хозяина, пожизненную должность.

Холоп не был рабом в классическом, средиземноморском варианте этого понятия. Он был приемным членом семьи, обязанным служить господину как отцу до смерти господина. Власть того над холопом была равна его власти над сыном или дочерью. Главным в этих отношениях был высокий уровень взаимного доверия. Недаром категория холопов-управляющих со временем была дополнена обширной группой боевых холопов: воинов, сопровождавших господина в бою, подобно древним дружинникам с их пожизненной присягой князю.

Ключница Малуша Малковна по своему положению была самым доверенным лицом из приближенных Ольги. Для великой княгини не было лучше способа, чем свести Малушу со своим воинственным сыном, чтобы получить внука, мать которого всегда точно будет при ней. Не случайно летопись рассказывает, что княгиня проводила с маленьким Владимиром много времени, воспитывая его в христианской вере и добродетели.

Увы, и этого внука отняла у Ольги дружинная среда. Добрыня Малкович, брат Малуши, стал дядькой Владимира и воспитал его как сурового воина. А юноше так понравились приключения с буйными викингами, убийства, грабежи и насилия, что он, заняв «стол» князя в Киеве, стал истово бороться за обновление и укрепление язычества. Лишь на склоне лет, утомившись от бесконечных войн, многих жен и восьмисот наложниц, Владимир вспомнил заветы бабушки: заключил мир с Византией, женился на ромейской принцессе Анне, принял крещение и крестил Русь.