Андрей Богданов - Повседневная жизнь Древней Руси

Лев предпочел не упоминать об удачной вылазке Святослава с двумя тысячами воинов за продовольствием: об этом написал только Скилица, насильно усадив наших предков в «челны-однодеревки». Ночью, в «сильный дождь» и «страшный град», русы вышли в Дунай от Доростола и смогли собрать «зернового хлеба, пшена и прочих жизненных припасов». На обратном пути они истребили «многих обозных слуг, которые поили и пасли лошадей либо пришли за дровами. Сойдя со своих судов и пройдя бесшумно через лес, [русы] неожиданно напали на них, многих перебили, а прочих принудили рассеяться по соседним зарослям. Усевшись снова в ладьи, они с попутным ветром понеслись к Доростолу. Великий гнев охватил императора, когда он узнал об этом, и он сурово обвинял начальников флота за то, что они не знали об отплытии варваров из Доростола; он угрожал им даже смертью, если нечто подобное повторится еще раз, и после того оба берега реки тщательно охранялись. Целых шестьдесят пять дней вел император осаду, и так как ежедневно происходившие стычки были бесплодны, он решил попытаться взять город блокадой и голодом. Ввиду этого он велел перекопать рвами все дороги, везде была поставлена стража, и никто не мог в поисках продовольствия выйти из города».

Блокировав Доростол на дальних подступах, император не смог предотвратить вылазок гарнизона. Русы атаковали большие катапульты, которыми командовал магистр Иоанн Куркуас. У него, откровенно пишет Лев о нравах командования ромеев, после завтрака «сильно болела голова и… его клонило ко сну от вина». Поскакав со свитой в атаку, он упал с коня. «Скифы увидели великолепное вооружение, прекрасно отделанные бляхи на конской сбруе и другие украшения — они были покрыты немалым слоем золота — и подумали, что это сам император… они зверским образом изрубили его вместе с доспехами своими мечами и секирами, насадили голову на копье, водрузили ее на башне и стали потешаться над ромеями». Бляхи, лишь покрытые золотом (золотая или золоченая бронзовая фольга, залитая свинцом), стали в X веке модным украшением конской сбруи на Руси. По хронике Скилицы, русы не смогли пробиться до осадных машин.

Но на следующий день, пишет Лев Диакон, дружинники вышли из города «и построились к бою на открытом месте. Ромеи также выстроились в глубокую фалангу и двинулись им навстречу». Исход боя решила схватка между отрядом русского воеводы Икмора и кавалерией телохранителей императора, один из которых «настиг его и ударил [мечом] в шею — голова скифа, отрубленная вместе с правой рукой, скатилась на землю», что говорит нам об отсутствии на Икморе шлема с бармицей и брони. «Скифы не выдержали натиска противника. Сильно удрученные гибелью своего предводителя, они забросили щиты за спины и стали отступать к городу». «Если бы не наступление ночи, — добавил Скилица, — то и сам Свендослав не избежал бы плена. Спасшись от опасности и находясь за стенами, [скифы] подняли великий плач из-за смерти Икмора. Снимая доспехи с убитых варваров, ромеи находили между ними мертвых женщин в мужской одежде, которые сражались вместе с мужчинами против ромеев».

Как видим, женщины не только следовали за русскими дружинами, но и принимали участие в битвах, по крайней мере в критической ситуации, когда у Святослава было мало воинов. Ромейские авторы снова попытались преувеличить победу императора, однако отступление русов со щитами, заброшенными за спину, говорит нам о том, что они ушли в Доростол без преследования. И поле не осталось за ромеями. В эту ночь русы совершили тризну, которую описал Лев Диакон: «Когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра (Дуная. — А.Б .).

Говорят, — приписал тут Лев приятное славянофилам рассуждение о родстве русов с Ахиллесом, — что скифы почитают таинства эллинов, приносят по языческому обряду жертвы и совершают возлияния по умершим, научившись этому то ли у своих философов Анахарсиса и Замолксиса, то ли у соратников Ахилла. Ведь Арриан пишет в своем "Описании морского берега", что сын Пелея Ахилл был скифом и происходил из городка под названием Мирмикион, лежащего у Меотидского озера. Изгнанный скифами за свой дикий, жестокий и наглый нрав, он впоследствии поселился в Фессалии. Явными доказательствами [скифского происхождения Ахилла] служат покрой его накидки, скрепленной застежкой, привычка сражаться пешим, белокурые волосы, светло-синие глаза, сумасбродная раздражительность и жестокость, над которыми издевался Агамемнон, порицая его следующими словами: "Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны". Тавроскифы и теперь еще имеют обыкновение разрешать споры убийством и кровопролитием (по «Русской правде». — А.Б .). О том, что этот народ безрассуден, храбр, воинствен и могуч, [что] он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие».

Как бы то ни было, после тризны, 23 (по Скилице 20-го) июля 971 года, «на рассвете Сфендослав созвал совет знати» и «спросил у них, как поступить. Одни высказали мнение, что следует поздней ночью погрузиться на корабли и попытаться тайком ускользнуть, потому что невозможно сражаться с покрытыми железными доспехами всадниками, потеряв лучших бойцов, которые были опорой войска и укрепляли мужество воинов. Другие возражали, утверждая, что нужно помириться с ромеями, взяв с них клятву, и сохранить таким путем оставшееся войско, ведь нелегко будет скрыть бегство, потому что огненосные суда, стерегущие с обеих сторон проходы у берегов Истра, немедленно сожгут всё… Тогда Сфендослав глубоко вздохнул и воскликнул с горечью: "Погибла слава, которая шествовала вслед за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы теперь позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством, [которое завещали] нам предки, вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; [мы должны] либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, [достойные] доблестных мужей!"».

Лев Диакон добавил тут ромейское поверье, что росы «вплоть до нынешних времен никогда не сдаются врагам даже побежденные; когда нет уже надежды на спасение, они пронзают себе мечами внутренности и таким образом сами себя убивают». Это объясняет, отчего росы, «выслушав речь своего повелителя, с радостью согласились вступить в опасную борьбу за свое спасение и мужественно противостоять могуществу ромеев».