Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

1 мая Карл I выступил в парламенте. По общему мнению историков речь не была удачной. Карлтон полагал: король не ухватил того единственного пункта, которым можно было задеть лордов — говорить о законе и необоснованности обвинений. Вместо этого он сконцентрировался на себе [31, 223 ]. Он заявил, что не имел намерения вводить ирландскую армию в Англию; при нем никогда не обсуждалась тема непослушания английских подданных; он никогда не получал совета нарушать законы Англии [11, II, 735 ]. Но ведь речь шла не о нем, а о Страффорде. Карл I не считал, что граф совершил государственную измену, но признавал, что тот допустил ошибки, поэтому он надеялся, что лорды «проявят справедливость и успокоят собственные страхи, но не поступят вопреки его мнению». С. Шама полагал, что 1 мая король действовал вопреки собственным интересам: «Центральным пунктом в дебатах было намерение перенаправить народную ненависть и ярость от короля лично (и королевы, чье католическое окружение стало ежедневным объектом нападок антипапистского лобби) и обеспечить конституционную возможность для перемен. Но Карл и особенно Генриетта Мария верили, что карты в их руках: мягкая линия, предлагаемая графом Бедфордом, подразумевавшая включение Пима в Тайный совет, и твердая линия, предполагавшая направление в Тауэр верных войск и подталкивание некоторых офицеров на освобождение Страффорда, если надо, силой» [91, 113 ].

Король ошибался, что лорды захотят сохранить Страффорду жизнь. После неудачной речи Карла настроение, напротив, склонилось в сторону обвинения. Бедфорд умирал, Бристол не смог объединить сторонников умеренной линии. 3 мая в палате общин Пим нанес решающий удар в самый критический момент. Он объявил, что имеет достоверную информацию: двор составил заговор с участием армии и намерен совершить государственный переворот. Весть об этом моментально распространилась в столице. Так называемый «армейский заговор», облегчивший парламенту суд над несчастным Страффордом, создавший атмосферу подозрительности, Хайд считал плодом воображения «клики Пима» и частью ее пропаганды. Он также считал этот заговор и смерть Бедфорда фактором, предопределившими вынесение смертного приговора. Продолжавшиеся в начале мая 1641 года в течение нескольких дней беспорядки в столице, «акты наглости и бунтовщины», заставившие одних пэров не участвовать в заседаниях, а других изменить мнение в угоду толпе и палате общин, тоже произошли, по Хайду, из-за партии Пима. Он писал о «превалировании клики в обеих палатах», «неистовстве и ярости народа», проповедях «схизматических священников с их алтарей», «страхах и ревности, внедренных в головы здравомыслящих людей разговорами о заговоре», так что «ни один честный человек не решался выразить сочувствие королю из страха быть уничтоженным». «Безумное неистовство» народа заставляло опасаться, что «нечестивые руки» протянутся к королю, его супруге («что имело для него гораздо большее значение»), а уверенности в надежности армии не было [7, III, 340 ].

4 мая, осознавая, сколь малы шансы добиться благоприятного решения лордов, Страффорд написал письмо Карлу I, освобождая от обещания защитить его жизнь. Граф писал: «Я верноподданнически обращаюсь к Вашему Величеству: предотвратите то зло, которое случится, если Вы откажетесь подписать билль. Так Вы устраните с пути, я не скажу проклятье, но несчастье, чтобы создалось благословенное согласие между Вами и подданными, которое Господь, я верю, установит навсегда» [108, 373 ]. Это был благородный и самоубийственный поступок. Возможно, в душе он надеялся, что если король правильно воспользуется его письмом, то сумеет убедить парламент проявить снисхождение, как это случилось за несколько недель до того, когда смертный приговор был вынесен священнику-иезуиту отцу Френсису Гудмену. В начале мая это было невозможно. Лондонская толпа требовала расправы над ненавистным министром: «Суд стал делом не юридическим, а публичным театром ненависти и возмездия. Ежедневно у палаты общин и на улицах, прилегающих к Вестминстеру, собирались огромные толпы, жадные до новостей. Море бумаги ушло на листовки и импровизированные петиции. Против друга папы Страффорда сочинялись баллады и читались проповеди» [91, 112 ]. Разъяренные люди были вооружены мечами и палками. Страх пересилил совесть и верность. Даже явные сторонники двора в палате лордов вынуждены отступить. Бристол сказал, что не будет голосовать, так как выступал свидетелем. Его примеру последовал ряд других пэров. Брат первой жены Уэнтворта, его друг с детства граф Кумберленд заявил, что не будет участвовать в голосовании, будучи связанным родственными отношениями. От участия отказались лорды-католики. Давний враг Лода (и Уэнтворта) епископ Джон Уильямс (сторонник примирительной политики по отношению к пуританам), освобожденный из заключения в 1640 году, убедивший епископов не участвовать в процессе, в котором может быть вынесен смертный приговор, теперь напомнил им, что не следует и голосовать. По свидетельству Хайда, многие подписи на петиции, призвавшей лишить епископов права голоса, были подделаны. Пэры голосовали 8 мая. Поскольку в годы Реставрации страницы в книге протоколов палаты лордов, относящиеся к этому делу, были уничтожены, точные цифры не известны. Современники называли три комбинации: 26 против 19; 35 против 11; 51 против 9 [ 113, 224 ]. Как видно, не имея мужества голосовать против билля, многие лорды все же решились не голосовать вовсе. В тот же день Долгий парламент принял закон о том, что он может быть распущен только с собственного согласия. Пришел черед Карлу I сказать последнее слово в деле Страффорда. 9 мая толпа бунтовала возле Уайтхола. Казалось: она вот-вот ворвется во дворец. Констебль Тауэра лорд Ньюпорт заявил: если король не подпишет билль, он своей властью прикажет убить приговоренного. Кто-то предлагал немыслимые планы, как освободить графа. Карл был в нерешительности и молился. Он встретился со своими советниками и епископами, большинство из них советовало уступить. Особую роль Хайд приписывал епископу Уильямсу, одному из своих антигероев. Тот советовал смириться перед яростью толпы и пожертвовать одним, хотя и невинным, человеком, но не рисковать жизнями своей и королевы, сохранением государства. Этот совет Хайд считал ошибочным и казуистичным, хотя и оговаривался, что Уильямс, возможно, сам верил в свои слова. Он писал: «Тайный совет был собран, чтобы решить, как подавить предательские мятежи. Вместо того чтобы предложить способы спасения чести и достоинства своего господина от позорного насилия и давления, его члены советовали подписать билль об измене, говоря, что другого пути спасти себя и потомство нет» [7, I, 338 ]. Наверное, тем, кто был тогда рядом с королем, так и казалось. Толпа продолжала кричать у дворца. В девять вечера, как говорят, со слезами на глазах Карл I подписал билль, чтобы спасти семью, которой угрожала толпа. Один из королевских секретарей по имени Карлтон в тот же вечер отправился к Страффорду, чтобы сообщить ему печальное известие. Как граф воспринял его? Этот посланец побывал тогда же у Лода, рассказав, что граф принял весть с мужеством и достоинством. Есть и другая версия: Страффорд был настолько поражен, что пришлось повторить, чтобы до него дошел смысл сказанного. Затем с жестом страдания он воскликнул: «Не верьте государям и сынам человеческим, ибо в них нет спасения» [108, 380 ]. 10 мая палате общин было сообщено о согласии короля с приговором. В зале воцарилась полная тишина. 11 мая Карл послал старшего сына к лордам с последней просьбой проявить милосердие. Она была оставлена без рассмотрения.