Наталья Миронова - Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Где проблема ассенизации была сильнее, в столицах или в провинции? Сложно ответить однозначно. В Москве и Петербурге вроде бы было проще найти ресурсы для уборки, но документы свидетельствуют о чудовищном запустении быта. В провинциальных городах дело обстояло еще хуже.

Горожане крайне неохотно привлекались к решению общих проблем, будто привыкнув к разрухе. Лишенные всякого хозяйственного резона мероприятия периода «военного коммунизма» также не содействовали преодолению бытовой «разрухи». Периодически объявляемые в городах «недели труда», субботники и воскресники, обязательные постановления о чистке жителями своих дворов и прилегающих улиц, за невыполнение которых грозили крупные штрафы и даже принудительные работы, — все эти кампании «борьбы» за благоустройство городов были неэффективны: масштабы деградации городского быта были слишком велики, и восстановить его без крупных капиталовложений и методичной и целенаправленной работы было невозможно.

Реальной ли была поставленная цель — очистить города? В. Ленин неоднократно обращал внимание на состояние столицы: «В Москве надо добиться образцовой (или хоть сносной, для начала) чистоты, ибо большего безобразия, чем „советская“ грязь в „первых“ советских домах, и представить себе нельзя. Что же не в первых домах? Прошу прислать мне самый краткий, но точный, деловой, фактический отчёт, что и где вышло из недели оздоровления? Есть ли хоть одна губерния, где что-либо сделано не бестолково?» [114] Письмо В. И. Ленина к Н. А. Семашко // Н. А. Семашко. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. М., 1957. Ч. 2. С. 644–650. .

Попытаемся ответить Владимиру Ильичу на этот вопрос и рассмотрим примеры в разных частях страны.

Заглянем в гости к Питириму Сорокину, в его петроградскую квартиру. Там необычайно холодно, согреться можно лишь собственным дыханием, так как отопления нет, а дров достать крайне сложно. Водоснабжение было ужасно, а вода заражена тифом и другими болезнями. П. Сорокин писал в воспоминаниях, что санитарные условия невозможно было описать нормальным человеческим языком. «В сильные холода в размороженных домах полопались все трубы, и на верхних этажах не работали сливные бачки в туалетах и краны.

— Это коммуния, — сказал водопроводчик, пришедший чинить наши трубы.

Мы в полной мере ощутили на себе, что такое „коммуния“. Разбитые оконные стекла приходилось затыкать тряпками. Умыться и выкупаться было практически невозможно. Прачечные, как буржуазный институт, исчезли. Мыло полагалось по продуктовым карточкам, но никогда не выдавалось» [115] Сорокин П. А. Дальняя дорога. С. 130. Его же. Долгий путь: автобиогр. роман / пер. с англ. П. П. Кротова, А. В. Липского. Сыктывкар: Союз журналистов Коми АССР: Шыпас, 1991. .

Даже вода из Волги-реки — символа жизни для русских людей — могла стать причиной эпидемических заболеваний, особенно кишечных: брюшной тиф, дизентирия, холера и т. д. Например, существовавшая в Ярославле канализация к тому времени имела двадцатилетнюю давность. Она охватывала не все здания даже в центральной части города. Во время пожара и разрушений лета 1918 г., и без того устаревшая, работавшая на честном слове, она была значительно повреждена и требовала отдельного, основательного ремонта. Вторая половина 1918 г. в Ярославле была отмечена беспрецедентными запустением городского хозяйства и одичанием городского быта. Разрушенное, выгоревшее, подверженное всем ветрам и любой непогоде, все ветшало, гнило и приходило в негодность. После разрушений июля 1918 г. город представлял собой страшную картину. «Открытые зияющие выгребные и помойные ямы с твердыми и жидкими нечистотами, количество которых, по подсчету Управления работами по восстановлению Ярославля достигает 2 000 000 ведер, является вполне реальной угрозой санитарному благополучию всего оставшегося населения. Эти ямы особенно будут опасны весной и летом, именно тем, что будут привлекать к себе разносителей заразы — мух и прочих насекомых», — говорил врач Николай Васильевич Соловьев на заседании медицинской коллегии по санитарно-эпидемиологической секции [116] ГАЯО. Ф. Р. — 3456. Оп.1. Д. 22. Л. 11. . Проблемы ассенизации постоянно обсуждались на заседании медицинских коллегий санитарно-эпидемиологической секции, однако после антисоветского восстания 1918 г. город, сгоревший, израненный артобстрелами и измученный пожарами, не имел ни малейшего шанса избежать эпидемии. Сыпной тиф пришел в Ярославль в 1919 г., как к себе домой [117] Подробнее: Миронова Н. А. Ярославль в кольце эпидемий. Ярославль, 2012. . Трудности быта и проблемы ассенизации были актуальны в Ярославле, как и во многих городах, на протяжении еще нескольких лет. В 1920 г. в отчете о санитарном состоянии Ярославля говорилось: «Ассенизация и удаление отбросов не может быть налажено удовлетворительным образом уже в течение двух лет. Проект частичной канализации, представленной весною 1919 г. управлением по восстановлению

города Ярославля, не мог быть осуществлен, т. к. здравотдел не нашел в нем достаточных санитарных гарантий против загрязнения речных водоемов. Вывозная система, при наличии для всего города около 60 лошадей с общей подъемностью до 1500 ведер, едва ли в состоянии удовлетворить десятую часть наличной потребности» [118] ГАЯО. Ф. 3456. Оп. 1. Д. 67. . Помимо Ярославля чудовищная ситуация с нечистотами наблюдалась во многих городах, особенно весной, когда они буквально заливались оттаявшими нечистотами [119] Нарский И. В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2000. С. 65. .

В Вятке массовому распространению тифа способствовало то, что город к весне 1919 г. был перегружен населением, канализация отсутствовала, как отмечали врачи «загрязнений, пока что замерзших, — „по горло“… непринятие городской коммуной мер к тому, чтобы эти Авгиевы стойла были очищены, приведет к катастрофическому влиянию антисанитарных условий на общественное здоровье» [120] ГАКО. Ф. Р-1089. Оп. 1. Д. 9. 11. Л. 42. . Вследствие нехватки лошадей городской ассенизационный обоз вывозил лишь десятую часть отбросов. В Вятке, именно в месте с высоким состоянием грунтовых вод, были отмечены заболевания тифом и дизентерией. Плотность городского населения в Вятке к лету 1918 г. была 2,5 человека на комнату, что не было пределом: к зиме 1918–1919 гг. в город хлынула масса эвакуированных уральских партийных работников, здесь же был размещен штаб Третьей армии Восточного фронта со множеством лазаретов. В марте 1919 г. минимальные нормы помещений в Вятке были сокращены до минимума и составляли от 1 до 2 квадратных саженей (4,5–9 кв. м.) [121] Позднякова А. С., Вычугжанина Е. Ю. Организация борьбы с эпидемией сыпного тифа в Вятке в 1918–1920 гг. // Исторический журнал: научные исследования. 2018. № 6. С. 17–28. . Из Уфы до начала Первой мировой войны вывозилась лишь четверть нечистот. Остальное поглощалось почвой, уходило в колодцы [122] Ильюхов А. А. Жизнь в эпоху перемен. Материальное положение городских жителей в годы революции и Гражданской войны. Москва, 2007. С. 161. . В Оренбурге большую проблему создавало санитарное состояние водопровода — одного из старейших в России. Вода, не проходя через фильтры, теряла прозрачность, а весной приобретала цвет кофе. Неудивительно, что Оренбург переживал грандиозные холерные и тифозные эпидемии [123] Там же. . По-видимому, ужасная ситуация с загрязнением улиц сложилась повсеместно, в том числе и в Москве: по подсчетам специалистов в столице за 1918–1919 гг. на улицах скопилось около 400 тыс. тонн отходов [124] Федоров А. Н. Повседневность советского города в 1918–1920 годах с санитарной точки зрения // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2008. № 1. С. 64–69. .