Наталья Миронова - Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Сразу после становления советской власти особое внимание было уделено «болезни трудящихся» — туберкулезу. К 1924 г. было открыто 45 санаториев, несколько домов отдыха (часто помещичьи и великокняжеские, монастырские владения превращали в дома отдыха, как например, Звенигородский монастырь).

В 1924 г. пленум секции Здравоохранения Моссовета констатировал «значительное улучшение санитарного состояния Москвы, выразившееся в значительном уменьшении смертности населения вообще и в частности детской, в улучшении физического состояния детей и подростков и в значительном уменьшении числа заразных заболеваний не только по сравнению с тяжелыми 1919–21 годами, но и по сравнению с довоенным временем» [227] Каменев Л. Б. Красная Москва 1917–1920. М., 1920. С. 3. . Безусловно, улучшение санитарного состояния населения Москвы можно назвать достижением советского строя. Следует признать, что победа над эпидемиями не была бы возможна без прочих социальных преобразований, например, уменьшение детской смертности было связано и с тем, что мать — рабочая женщина — получила возможность кормить своего ребенка в течение двух месяцев после родов, был введен 8-часовой рабочий день. Новая политика в сфере здравоохранения была ориентирована на огромные массы простых людей, и со временем конструктивные тенденции, созидательная социальная политика большевиков способствовала созданию новой системы здравоохранения, готовой побороть даже самые страшные эпидемии. Однако многие исследователи, например, современный историк, врач В. Д. Тополянский скептически оценивает такую «созидательность»: руководить каким-либо, пусть самым ничтожным, заведением обычно проще, чем своевременно установить точный диагноз конкретному больному, вскоре после октябрьского переворота при всех народных комиссариатах (наркоматах), сменивших прежние министерства, и всевозможных советах возникли свои медицинские отделы и врачебные коллегии. Топо-лянский говорит о необходимости построить собственную «вертикаль» власти даже в системе здравоохранения [228] Тополянский В. Д. Конец Пироговского общества. URL: http://istprof.ru/2382.html#_ftn30 . Бюрократизация, разумеется, была негативной чертой формирующейся системы, именно она в дальнейшем стала основой для создания режима тотального контроля в дальнейшем. Москва, в отличие от многих других городов — например, городов Поволжья, — действительно, к середине 1920-х гг. могла похвастаться серьезным улучшением системы здравоохранения. Создано было немало, завоевания советской власти нельзя отрицать. Более того, видимо, Москву можно считать точкой отсчета для создания общероссийской бесплатной всеобщей медицинской системы, которая уже через 10–15 лет была готова практически к любым вызовам времени: повального мора в масштабах страны с тех пор не было.

Ситуация, сложившаяся в 1918 г. в Ярославле, несколько отличалась от того, что происходило в других российских городах, также подверженных вспышкам заразных заболеваний. Дело в том, что переход ярославцев к тяжелейшему варианту революционного быта был внезапным и более болезненным, чем для многих провинциальных центров. Рубежом может считаться июль 1918 г., когда в Ярославле произошли события, изменившие прежний ход вещей. Антисоветское выступление, организованное Борисом Савинковым и Александром Перхуровым, и скорое его подавление привели к необратимым для города разрушениям. Для подавления восстания большевики использовали интенсивный артиллерийский обстрел, после которого значительная часть Ярославля была уничтожена. Были утрачены многие исторические памятники (здание Демидовского лицея на Ярославской Стрелке, Успенский собор, практически полностью выгорели Афанасьевский и Спасо-Преображенский монастыри, Гостиный двор, 15 фабрик, школы и начальные училища). Руины города, пожарище с огромным количеством переполненных выгребных ям, разорение населения, холода и нехватка продовольствия — все это стало причиной многочисленных эпидемий.

Если, применяя метод исторической реконструкции, представить Ярославль в 1918–1921 гг., то картина будет устрашающей. Пожарище, руины, грязь, нечистоты были повсюду. По улицам бродили своры бездомных собак. Зимой город погружался во тьму, люди замерзали от нехватки дров и продовольствия. Даже в больничных и школьных помещениях было почти всегда темно и холодно [229] ГАЯО. Ф-3456. Оп. 1. Д. 68. Л. 14. . Летом весь город, особенно его центральная часть, был окутан невероятным зловонием, исходившим от выгребных ям. От мух, вшей и крыс не было спасения, вошь, основного разносчика сыпняка, можно вообще в известном смысле считать символом Ярославля этих лет.

«Цветущего, красивого города не существует… нет почти ни одного дома, не пострадавшего от обстрела, — большинство их разбито, разрушено или выгорело; выгорели и разрушены целые кварталы и представляют из себя груды развалин. На этом пепелище одиноко бродят повылезшие из подвалов обыватели и из груды мусора вытаскивают каким-то чудом уцелевшие домашние вещи» [230] Очерки истории Ярославского края. Ярославль, 1974. С. 202–203; История Ярославского края. Ярославль, 2000. С. 263–264. , — так описан Ярославль после подавления белогвардейского выступления.

Вторая половина 1918 г. в Ярославле была отмечена беспрецедентными запустением городского хозяйства и одичанием городского быта. Разрушенное, выгоревшее, подверженное всем ветрам и любой непогоде, все ветшало, гнило и приходило в негодность. Проблемы ассенизации постоянно обсуждались на заседании медицинских коллегий санитарно-эпидемиологической секции. К счастью, осень 1918 г. была очень теплой, однако врачи понимали, что времени у них нет. Кроме того, через Ярославль собирались провозить большие партии заключенных и военнопленных, что усиливало жилищный и продовольственный кризис и грозило обернуться дополнительными санитарными проблемами.

Чудовищный разгул сыпного тифа и прочих заразных болезней в Ярославле в первые годы советской власти был в значительной мере предопределен. Эпидемии начали свое шествие не только из-за ужасающего санитарного состояния города, как уже было видно из предыдущей главы, но и из-за проблем с жильем — для «уплотнения» были очевидные причины: город сгорел, людям надо было где-то жить. По разным подсчетам ярославцы потеряли от 33 до 66 % всех построек. Сгорели более двух тысяч домостроений, около 5 тыс. квартир, около 15 тыс. комнат. Абсолютно без крова остались 28–30 тыс. человек, что составляло не менее трети населения [231] Курцев Л. Повседневная жизнь провинциального города в годы Гражданской войны (по материалам Ярославской и Костромской губерний). Диссертация на соискание уч. ст. к.и.н., защищена 2006, Ярославль. Рукопись. С. 73. . По переписи населения, проведенной в августе 1920 г., жилых квартир в Ярославле оставалось 15 518, наличных жителей — 72 849, временно отсутствующих — 10 667 [232] Предварительные итоги переписи населения 1920 г. по Ярославской губернии. Без населения в войсковых частях и закрытых военных учреждениях. Ярославль, 1920. С. 4. . Реально же населения в Ярославле, по данным ярославского статистического бюро, составляло не 83 516, а 129 720 человек с учетом воинских частей, размещавшихся в жилых домах. Теперь, если посчитать, какая жилая площадь приходилась на одного человека (а мы помним норму — 8 кв. м. на человека) то цифра появляется следующая: 1/3 кв. сажени жилплощади [233] 1 сажень — 2,134 м. . В одной комнате в Ярославле проживали 1020 человек [234] Курцев Л. Повседневная жизнь провинциального…. С. 75. . Очевидно теперь, что стоит за этими цифрами: у каждого жителя, в лучшем случае, был лишь жалкий угол. И сыпняк пришел в гости очень скоро.