Наталья Миронова - Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Сыпной тиф в первые годы Советской власти унес жизни 19 врачей, в том числе Николая Васильевича. Заразные бараки были заполнены до отказа сыпнотифозными больными, и Н. В. Соловьев с обычной своей энергией начал приводить их в порядок. Он приходил в больницу рано утром, проверял, на месте ли персонал, в порядке ли содержатся больные, правильно ли проводится лечение. Сыпняк поразил великого врача очень быстро. Последний человек, с которым разговаривал Н. В. Соловьев перед смертью — это Георгий Иванович Курочкин, его друг и коллега. «При своем горячем характере, — пишет Г. И. Курочкин, — он не соблюдал достаточно правил предосторожности, заполучил вошь и вскоре заболел сам. Я пришел к нему на второй день болезни. Он лежал в постели своей квартиры на Гражданской улице с высокой температурой, с жалобами на головную боль и боль в пояснице. Николай Васильевич встретим меня словами: „У меня сыпняк, я его не перенесу“. Я успокаивал его, как мог, уверяя, что при его сильной, крепкой натуре ему нетрудно будет справиться с болезнью. Через несколько дней он потерял сознание и в таком состоянии на восьмой день скончался» [268] ГАЯО. Р-2562 (Фонд Г. И. Курочкина). Оп. 1. Д. 46. Л. 16. . Любопытна реакция горожан на известие о заболевании Н. В. Соловьева. Сохранились свидетельства о том, что люди молились в церквях «о здравии хорошего врача и человека» [269] Там же. Л. 16–18. . Весть о смерти принята была в городе как новость о тяжелейшей потере, поэтому похороны стали огромной душевной траурной демонстрацией. «Хоронил его Ярославль как своего героя», — писал Г. И. Курочкин [270] Там же. Д. 48. .

«Голодухинская» больница. 1920-е гг.

Г. И. Курочкин (1875–1958), о котором уже говорилось выше, вполне может считаться основоположником санитарного дела в Ярославле. Интересной страницей биографии врача является его участие в Первой мировой войне: в 1914 году его призывают армию и поручают организацию в Ярославле госпиталя для раненых, однако в 1917 г. он просит о том, чтобы его послали на фронт. Курочкин попал в плен, затем был эвакуирован и прикомандирован к Киевскому лазарету Красного Креста, и оттуда позже вернулся в Ярославль.

С июля 1918 г. здесь, в Ярославле, — эпидемии, которым не видно конца. Г. И. Курочкин самоотверженно работает, принимая огромный поток сыпнотифозных больных. Именно он вместе с санитарным врачом Е. А. Лифшицем осматривает те места, где наблюдается возникновение заболеваний: Коровницкую тюрьму, концлагерь, Ярославскую большую мануфактуру, приюты, школы и другие помещения.

Трудно представить ярославскую медицину первых советских десятилетий без Алексея Александровича Голосова (1891–1963). Как пишет Н. Колодин, «вместе с солдатами своего полка он истоптал множество фронтовых дорог, познал горечь отступления в Пруссии, противостояния в Польше, героического Брусиловского прорыва на Карпатах» [271] Колодин Н. Н. Ярославские эскулапы. Т. 1: Земцы. Ярославль, 2008. Т. 3. С. 37. . Демобилизовавшись, он вернулся в Ярославль, где начал работу в ярославской городской больнице. Как хирург-практик и диагностик он не знал себе равных, что позволяло ему проводить несколько операций в день, причем в самых разных областях, не только общей хирургии, но и травматологии, костного туберкулеза, а позже, в 1935 г., он впервые в Ярославле (да и мировая практика подобных операций насчитывала менее 60 случаев) успешно проводит операцию на сердце.

Георгий Владимирович Несытов (1887–1856) — еще один знаменитый хирург, первый главврач больницы им. Н. А. Семашко. Г. В. Несытов окончил Московский университет, получив диплом «лекаря с отличием». После фельдшерской практики в селе Давыдково Романово-Борисоглебского уезда Ярославской губернии он переезжает в Ярославль, с 1916 г. работает сверхштатным ординатором хирургического отделения Губернской земской больницы. Ему поручено гнойное отделение хирургии. Позже профессор А. В. Тихонович, приехавший в Ярославль и ставший деканом медицинского института, становится наставником Г. В. Несытова и помогает ему оттачивать мастерство. Через некоторое время, с расширением медицинской системы в Ярославле, он становится ведущим хирургом больницы им. Н. А. Семашко.

С. Н. Кузнецов, В. М. Троицкий, М. Ф. Чичерина, А. В. Тихонович, Е. А. Кацюцевич, Е. А. Кройчик — это все легенды ярославской медицины. Именно они боролись с эпидемией сыпного тифа в Ярославле.

Как же ведут себя представители советской власти в этих условиях? Помогают ли врачам, делают ли что-то, чтобы обезопасить город, снизить количество заболевших?

Для большевиков врачи — классовые враги. К сожалению, с ними необходимо сотрудничать, но от «уплотнения» им точно не удается остаться в стороне….

В заявлении известного врача, члена постоянной врачебной комиссии при Ярославском Эвакопункте Давида Штерна за 12 марта 1920 г. мы видим, что врачей приравнивают к буржуазии и, руководствуясь тем самым, лишают квартир при проведении общих мероприятий по «уплотнению». Д. Штерн получил весьма срочное предписание от комиссии по выселению буржуазии немедленно освободить квартиру и явиться за получением мандата на новую. Врач обратил внимание жилищного отдела на декреты, гарантирующие врачам, служащим в Красной армии, возможность спокойной работы, однако при этом он получил ответ от заведующего отделом Местного хозяйства, что «декреты пишутся в центре, а применяются на местах согласно местным условиям», и что никаких поблажек Д. Штерну сделано не будет. «Итак, в награду за мой 25-летний тяжелый труд врача, — пишет Д. Штерн в отчаянии и негодовании, — не знавшего никогда ни минуты отдыха, ни праздников, ни дня, ни ночи — и не мечтавшего о 8-часовом рабочем дне, а работавшего, как знает это весь город и вся губерния, с самого раннего утра и до глубокой ночи, бежавшего по первому зову ко всякому больному, не разбирая ни звания, ни состояния, истрепавшего свое здоровье в течение 6-ти лет военной службы — и в настоящее время работающего почти исключительно в заразных военных госпиталях и среди массы сыпнотифозных городских больных с риском разделить участь 13-ти умерших врачей (из 25-ти заболевших) — итак в награду за все это меня выбрасывают в 24 часа из квартиры — да еще с реквизицией обстановки, как мне заявили в жилищном отделе. <���…> Не знаю, удивляться ли мне нелепости такого поступка со мной или глубоко терзаться от обиды и незаслуженного оскорбления». Д. Штерн просил Горуездсанчека взять его под свою защиту и «сказать свое веское слово» (до определенного времени это срабатывало), чтобы не только распоряжение о выселении было отменено, но «чтобы и впредь не повторялось что-либо подобное», ибо «нет никакой возможности спокойно работать под угрозой неожиданных срочных выселений, реквизиций и т. д.» [272] ГАЯО. ФР-3456. Оп. 1 Д. 65. Л. 35. . Приведенный фрагмент источника прямо-таки до смешного похож на знаменитый сюжет из повести М. А. Булгакова «Собачье сердце», когда профессора Ф. Ф. Преображенского пытаются заставить отдать две комнаты из семи, лишив его приемной и столовой, так как он якобы занимает «чрезмерную жилплощадь» [273] Булгаков М. А. Собачье сердце // Избранные сочинения в трех томах. М., 1998. Т. 1. С. 364. . Однако ситуация, в которой оказался врач Д. Штерн не идет ни в какое сравнение с жилищной проблемой младших медицинских сотрудников и некоторых врачей. Многие врачи и младшие медицинские сотрудники остались без крова, поэтому часто жили прямо в больнице. Например, секретарь Ярославского отделения Наркомздрава В. Тихонов сообщал, что при отделении больницы на Духовской улице состояло 25 сотрудников (врачей и обслуги). Некоторые из них жили в специальной общей квартире на втором этаже одного из корпусов. Иные размещались прямо в палатах при больных. Скотница, плотник, дворник и пастух жили в подвальном этаже со сводами, причем в этом же помещении находилась мастерская гробов. Зимой в подвал приводили еще и телят, и эти люди жили вместе скотиной, продолжая выполнять свои обязанности. Двое служащих больницы помещались при амбулатории. Им было особенно «комфортно», так как в этой же комнате, за перегородкой в 3,5 аршина находился ватерклозет [274] ГАЯО. ФР-3456. Оп. 1. Д. 22. Л. 1. . Сторож больницы жил в периодически затапливаемом подвале часовни, находившейся рядом с больницей [275] Там же. Л. 20. .