Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Усиление напряженности в Центральной и Восточной Азии как результат англо-персидской войны, движения сипаев и тайпинов наряду с конфликтом между европейскими державами и цинским Китаем побудили Главный штаб приступить к стратегическому планированию нового крупномасштабного столкновения с Великобританией одновременно в Европе и на колониальной периферии. Однако польское национально-освободительное восстание 1863 г. дестабилизировало ситуацию в Восточной Европе. Карательные экспедиции русских войск по территории Царства Польского вызывали осуждение правительств и общественности Старого Света. Пресса, особенно британские либеральные издания, вновь после событий 1848–1849 гг. называла Россию «жандармом Европы». В таких условиях энергичный Д.А. Милютин, назначенный на пост военного министра после ухода в отставку престарелого Сухозанета, приказал обер-квартирмейстеру Оренбургского военного округа генерал-лейтенанту Н.Г. Залесову и полковнику М.Г. Черняеву, впоследствии покорителю Ташкента и военному губернатору образованной Туркестанской области, составить детальный проект наступления на Индию опять-таки по трем направлениям: вдоль берега Каспийского моря, через Кашгарию и из долины Сырдарьи [268]. По воспоминаниям самого Милютина, «на среднеазиатских окраинах положение наше представлялось в каком-то неопределенном виде; не было у нас даже определенной государственной границы. Считавшиеся в русском подданстве киргизские роды терпели от набегов хивинских и кокандских шаек и даже от своих хищников; старый путь караванов из Бухары и Хивы в Оренбург был небезопасен» [269].

Между тем Н.П. Игнатьев, который был произведен в генерал-майоры, уведомил Горчакова о своей оценке возникшей ситуации: «В случае разрыва с Англией положение России тягостно главнейше потому, что мы обречены на пассивную оборону. Мы должны тотчас ставить на военное положение массы войск, вооружать все укрепленные береговые пункты, тратить миллионы еще до начала военных действий; наша морская торговля может быть уничтожена тотчас же без значительных усилий. Англичане имеют полную возможность угрожать нам на всем протяжении приморских берегов наших, изнурять нас безнаказанно или выбрать, наконец, любой слабый пункт для решительного нападения» [270].

С точки зрения автора докладной записки, Петербургу следовало доказать Лондону, что Россия обладает всеми возможностями для нанесения чувствительного ущерба Соединенному Королевству в Азии. Он предлагал сконцентрировать в водах Тихого океана сильную эскадру и ускоренно перевооружить сухопутные части, дислоцированные в Восточной Сибири и на подступах к центральноазиатским ханствам [271]. Игнатьев был убежден, что целью государственной политики должно стать постоянное военнополитическое давление на Уайтхолл. «Следовательно, — заключал он свою записку Горчакову, — чтобы быть с Англией в мире и заставить ее уважать голос России, избегая с нами разрыва, необходимо вывести английских государственных людей из их приятного заблуждения насчет безопасности индийских владений, невозможности России прибегнуть к наступательным действиям против Англии, недостатка в нас предприимчивости и достаточной для нас доступности путей через Среднюю Азию» [272]. Соответственно, по мнению Игнатьева, двумя основными направлениями предстоявшей атаки могли стать маршруты через Закаспийскую область и степную полосу, населенную племенами киргизов. Полезно иметь в виду, что большинство этих расчетов и схем впоследствии нашло применение в процессе покорения царскими войсками Коканда, Бухары и Хивы [273].

Одновременно, как уже говорилось выше, генерал-лейтенант С.А. Хрулев представил на высочайшее рассмотрение, пожалуй, наиболее детально разработанный план индийской кампании, который был нацелен на полное изгнание британцев с территории субконтинента и восстановление дружественной России империи Великих Моголов. По мнению автора плана, важнейшими предпосылками для успеха всего предприятия должны были стать, во-первых, новое восстание среди туземных солдат англо-индийской армии, а, во-вторых, дружественное или хотя бы нейтральное отношение афганских племен к казачьим отрядам, которые будут двигаться через их территорию к границам Раджа . Любопытно, что стратег делал ставку на армянское меньшинство в Индии, которое, как ожидалось, могло оказать теплый прием и содействие силам вторжения. Кроме того, Хрулев предлагал восстановить антибританский континентальный союз европейских держав, чтобы отвлечь Сент-Джеймский Кабинет и общественное мнение Туманного Альбиона от жестких действий России против польских повстанцев. Он был убежден, что Наполеон III, испытывавший к Великобритании зависть и ревность, обязательно примет русскую сторону. В разделе своей записки, посвященной непосредственно военно-техническим вопросам, Хрулев рекомендовал сконцентрировать 35 тыс. пехотинцев и казаков для 109-дневного, согласно его подсчетам, марша от юго-восточных берегов Каспийского моря на Пешавар. Другим сценарием вторжения мог бы стать 82-дневный поход русских экспедиционных войск из Астрахани на севере Каспия через Хивинское ханство к границам Кашмира. Общая стоимость экспедиции в обоих случаях, с точки зрения Хрулева, приближалась к 25 млн. золотых руб. (около 2,5 млн. фунт, стерл.). Примечательно, что компенсировать столь значительные расходы должны были индийские магараджи, благодарные Белому Царю за помощь в свержении колониального владычества Англии [274].

Изучение архивных документов дает возможность понять, как первоначальная идея «демонстрации силы», имевшая скорее пропагандистский характер, постепенно принимала форму скрупулезно выверенного проекта длительной кампании [275]. Он включил в себя не только военно-оперативные расчеты, но и сценарии создания под эгидой Российской империи, либо при ее закулисном содействии, группировки азиатских государств, включая Персию, для противодействия политике Великобритании. Поэтому автор не может согласиться с доводами советских историков, которые, осуждая британское правление в Индии, заявляли о том, что планы вторжения, разрабатывавшиеся царскими стратегами, имели-де исключительно демонстративный характер, являлись чистой воды утопией с точки зрения перспектив реализации, исключали намерение полностью вытеснить англичан с территории Индостана и вообще не были утверждены царем [276]. Как будет показано в следующих главах на конкретном фактическом материале, хотя среди военно-политической элиты существовали различные мнения по этому предмету, плохая подготовка или слабое вооружение русских войск в Туркестане не могут рассматриваться как решающие доводы в пользу суждения об иллюзорности или мифичности «славянской угрозы» Раджу [277]. Интересно, что Ф. Энгельс, который, как и К. Маркс, сотрудничал с газетой Нью-Йорк Дейли Трибюн , но в качестве военного обозревателя, не остался в стороне от оценки азиатского вектора российской политики, рассматривая его сквозь призму эвентуальной атаки против «индийской крепости». Так, в статье «Продвижение России в Средней Азии», датированной 3 ноября 1858 г., будущий классик «научного коммунизма» отмечал: «С военной точки зрения, огромное значение этих завоеваний (имеются в виду те форпосты центральноазиатских ханств, как, например, Ак-Мечеть, которые к тому времени уже были захвачены царскими генералами. — Е.С .) заключается в том, что, благодаря им, создано ядро оперативной базы для наступления на Индию; и в самом деле, после такого глубокого проникновения русских в центр Азии план нападения на Индию с севера уже покидает область туманных предположений и приобретает до некоторой степени определенные контуры» [278].