Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Действительно, пропагандистская кампания в прессе России летом — осенью 1873 г. произвела должное впечатление на европейскую общественность, не исключая англичан. Даже такие консервативные органы печати, как газета Таймс и журнал Квотерли Ревью , переключили внимание читателей на разоблачение жестокостей, допускаемых ханом и его сатрапами. «Грабежи караванов и подстрекательство киргизов к совершению аналогичных набегов — это лишь наименее значительные из преступлений, совершаемых у ворот ханства», — отмечал британский журналист. «Торговля похищенными русскими рыбаками, которой занимается хивинское правительство вместе с пиратами на Каспийском море, является более серьезной проблемой» [500].

В феврале 1873 г., когда чернила на нотах Грэнвилла и Горчакова еще не высохли, российский Главный штаб составил детальный план операции против ханства, хотя военачальники вроде М.Д. Скобелева предлагали различные сценарии вторжения еще в 1870–1872 гг. [501]В свою очередь Саид Мохаммед-хан отчаянно пытался заручиться поддержкой турецкого султана, вице-короля Индии, персидского шаха и правителя Йеттишара, игнорируя все более грозные ультиматумы России [502]. Позднее Милютин вспоминал: «И на этот раз хан отклонил наши требования и послал посольство в Калькутту с письмом на имя великобританской королевы и с просьбой о заступничестве за Хиву против России. Вице-король посоветовал хивинским посланникам вступить в дружественные сношения с русским пограничным начальством и выдать русским пленных. Однако же и затем хан Хивинский не смирился» [503].

Таким образом, заранее спланированное наступление на Хиву под общим командованием Кауфмана тремя колоннами войск с запада, севера и востока стало неизбежным. Вполне понятно, что закаленные в предшествовавших боях, хорошо вооруженные пехотные батальоны и казачьи сотни легко сломили сопротивление иррегулярных хивинских отрядов, захватив столицу ханства в середине июня 1873 г. [504]Стремительный успех операции далеко не в последнюю очередь объяснялся тщательной предварительной разведкой театра кампании, проведенной многими военными и гражданскими лицами на русской службе [505]. Заслуживает упоминания тот факт, что часть туркменских племен, союзных владыке Хивы, перешла затем на сторону сил вторжения, а хан Коканда и особенно эмир Бухары снабжали царские войска провизией, обеспечив их свободный проход через территории своих владений [506].

В результате подчинения Хорезмского государства Россия включила в состав империи все тюркские ханства кроме юго-восточных районов Закаспийской области, населенных туркменами. Комментируя разгром Хивы войсками царя, обозреватель Таймс в редакционной колонке мрачно констатировал: «Так исчез… последний реликт независимости в Центральной Азии» [507]. Однако более существенным, по мнению английских комментаторов, являлось изменение тональности, которую Россия использовала в общении с другими державами по европейским проблемам, в сторону все более решительной [508]. И хотя слабые голоса протеста все же раздавались в Лондоне и других столицах Старого Света, европейское общественное мнение в целом склонялось к точке зрения о благотворности нового завоевания, поскольку оно положило конец работорговле и набегам кочевых племен. Неслучайно, уже в июле 1874 г. на опубликованной в Британии « Карте Центральной Азии » были отмечены цветом Российской империи все ее последние территориальные приобретения [509].

Но, как и следовало ожидать, сторонники «наступательной политики» среди правящей элиты Великобритании не могли оставить без внимания кампанию против Хивы для того, чтобы усилить критику правительства и указать на новые слабости в обороне Индостана. Например, Вамбери педантично перечислял все мотивы будущего русского вторжения: «Россия желает Индию, прежде всего, чтобы включить такую роскошную жемчужину в свои азиатские владения, жемчужину, ради которой она так долго и с такими огромными затратами пробивала путь через самые пустынные степи в мире; далее, чтобы заполучить величайшую силу для своего влияния на мир ислама (чьим крупнейшим и злейшим врагом она стала сегодня), потому что хозяин Индии в глазах мусульман приобретает необычайное могущество и величие; и, наконец, чтобы смирить Британского Льва с другой стороны Гиндукуша, имея в виду проведение в жизнь своих замыслов на Босфоре, в Средиземноморье, да и повсюду в Европе» [510].

Как позднее вспоминал полковник Ф. Уэллесли, военный атташе в Петербурге, «невозможно, конечно, отрицать тот факт, что вторжение в Индию занимало мысли многих русских военных и государственных деятелей, особенно, первых, которые мечтали вести туда победоносную армию так же, как адмирал Попов (командующий Балтийским флотом. — Е.С .) мечтал возглавить победоносную эскадру в водах Темзы» [511].

Регулярные секретные визиты посланцев индийских князей в Оренбург, Ташкент и другие укрепленные пункты приграничной полосы Российской империи в 1865, 1866 и 1870 гг., казалось, подтверждали эти опасения. Только Рамбир Сингх, махараджа Кашмира, отправлял своих представителей к генерал-губернаторам Оренбурга и Туркестана несколько раз. В то время как царские администраторы, руководствуясь указаниями центра, отказывались дать конкретный ответ на все просьбы о военной помощи, опасаясь ловушки со стороны англо-индийского правительства, Лондон и Калькутта, хорошо осведомленные об этих встречах, были по-настоящему встревожены распространявшимися слухами о казаках, готовых по приказу своих начальников перечь Амударью и двинуться на Балх, Герат или Кабул [512]. Согласно мнению лорда Кларендона, которым он поделился с послом Бьюкененом еще 27 марта 1869 г., «если не будут приняты строгие меры безопасности, мы скоро можем обнаружить, что какой-нибудь честолюбивый русский генерал вошел в контакт с неким беспокойным или злонамеренным индийским принцем, и что возникла интрига, нарушающая покой местного населения на границе» [513].

В то же время, сторонники политики «искусного сдерживания», такие, как Лоуренс, Нортбрук и Аргайлл, указывали на маловероятность агрессивных действий против Индии до того момента, пока Кауфман и его офицеры не закончат аккультурацию завоеванных территорий. «Если русская армия решится пойти прямо на Индию, не опасаясь тех препятствий, которые, как показал опыт, необходимо преодолеть для успеха в современной войне, — утверждал капитан Ф. Тренч в книге о перспективах решения индийского вопроса, — ее (русской армии. — Е.С .) уничтожение при столкновении с английскими силами, экипированными всеми необходимыми военными материалами, будет неизбежно» [514].