Виктор Рутенбург - Очерки истории Италии. 476–1918 годы

Среди значительного числа единомышленников и учеников Бруни, живущих в разных углах Италии, выделяется Поджо Браччолини (1380–1459). Нотариус по образованию, активный участник гуманистического кружка Салутати, он значительную часть жизни служил секретарем при папской курии и закончил свою деятельность на посту канцлера Флорентийской республики. Живой и подвижный, Поджо много странствовал, используя различные служебные поручения для знакомств с различными странами и людьми и особенно для поисков античных рукописей, значительное количество которых он впервые обнаружил и опубликовал.

В своей обширной переписке Поджо откликается на самые различные события современности. Знаменито его письмо (1416) с описанием жизни и природы курорта в Бадене и относящееся к тому же году письмо о казни страстного борца за народ и истину, ученика Яна Гуса, Иеронима Пражского, представляющее собой настоящий панегирик этому мужественному страдальцу.

Автор большого числа моральных, филологических и политических трактатов и продолжения «Истории Флоренции», начатой Бруни, Поджо, будучи еще секретарем папской курии, сочиняет имевший большой успех сборник анекдотов, так называемых «фацеций». В нем автор излагает простые народные сюжеты на изысканном латинском языке, столь излюбленном гуманистами, стараясь этим перекинуть мост между обычно далекими друг от друга течениями гуманистической и народной литературы, что свидетельствует о громадном распространении к середине XV в. гуманистической идеологии.

Может быть, еще в большей степени говорит об этом и содействует этому широкое распространение новых педагогических идей, появление новой школы.

Подавляющее большинство гуманистов, от крупных, как Бруни и Поджо, до мелких, живущих и работающих в маленьких городах, интересовались вопросами педагогики и посвящали ей или специальные трактаты или части произведений. В обстановке широкого распространения новых гуманистических идей о воспитании, ставящих в центр системы образования создание свободной, гармонически развитой человеческой личности, естественным становится и появление новых школ. Самые крупные из них созданы педагогами-гуманистами Гуарино из Вероны и Витторино из Фельтре: первая — при дворе маркизов д'Эсте в Ферраре, вторая — при дворе маркизов Гонзаго в Мантуе. Придворный характер не превращал эти школы в замкнутые, чисто аристократические, наоборот, кроме детей властителей и их свиты, сюда имели доступ и способные выходцы из народных низов. Обе школы, особенно же школа Витторино из Фельтре, основывали всю учебную работу не на принуждении, наказаниях и угрозах, а на стремлении сделать усвоение всех предметов приятным и интересным для учащихся, недаром школа Витторино называлась «Дом радости». Кроме того, преподавание учитывало индивидуальные особенности каждого учащегося. В нем сочеталось развитие умственных качеств и усвоение определенного материала с развитием физическим. Первое базировалось на характерном для гуманизма изучении античной, в первую очередь римской литературы, упражнениях в красноречии и стилистике, второе — на регулярных гимнастических занятиях и играх. Образование носило, таким образом, подчеркнуто гуманитарный характер и, успешно выполняя свою задачу, создавало значительное число всесторонне развитых сторонников и пропагандистов новой идеологии, идеологии светской, глубоко отличной от религиозного мировоззрения, проповедывавшегося в течение веков феодальной школой.

Если в области литературы, гуманитарных наук и педагогики конец XIV и начало XV в. принесли глубокие, радикальные сдвиги, то не меньший, а, может быть, и больший перелом в это время происходит в области изобразительных искусств. И здесь новые явления наметились уже в творчестве великого современника Данте — живописца Джотто и скульптора Никколо Пизано, но решительный перелом наступает в творчестве трех флорентийских художников начала XV в. — Мазаччо, Донателло и Брунеллески.

Мазаччо (1401–1428) прожил всего 27 лет, количество созданных им произведений невелико, и тем не менее современная реалистическая живопись восходит именно к нему как к своему зачинателю. Сюжеты произведений Мазаччо, как и всех его предшественников, остаются религиозными — это сцены из Евангелия или житий святых, но трактовка этих сюжетов радикально изменяется. Вместо, пусть иногда выразительных, но всегда нереалистических, условных композиций, в которых на золотых фонах выступают удлиненные, драпированные в схематически намеченные одежды, плоские фигуры с темными, лишенными индивидуальности, экстатическими ликами, Мазаччо (особенно в своем знаменитом цикле фресок церкви кармелитов) создает живые сцены, в которых объемные человеческие фигуры с реальными, индивидуально различными чертами лиц, выступают на фоне реального пейзажа.

Аналогичную задачу в скульптуре выполняет Донателло (1386–1465). Чрезвычайно плодовитый, он создает вереницу ярких, выразительных, сильных образов. В более ранних из них, например в мужественной, полной порыва и готовности к борьбе юной фигуре св. Георгия скульптор еще сохраняет некоторые черты условности, свойственной готической скульптуре, в дальнейшем же, особенно в статуях пророков Исайи, Иеремии и Аввакума, он создает образы глубоко реалистические и живые, перекликающиеся с образами Мазаччо, но решительно, и притом намеренно, порывающие со всем, во что верило и к чему стремилось средневековое искусство. Особенно замечательна крупнейшая и прославленнейшая из работ мастера — бронзовая конная статуя кондотьера Эразмо да Нарни, известного под прозвищем «Гаттамелата», что значит «Полосатая кошка» (рис. 16). Статуя эта, несомненно, навеяна образами античных конных памятников, которые Донателло, близкий к гуманистическим кругам, изучал и которыми восхищался, и в то же время и боевой, тяжело ступающий конь, и сам старый, хитрый, волевой, корыстный воин-профессионал со своим грубоватым, крестьянским лицом и сутуловатым грузным телом прямо выхвачены из жизни, так что памятник при всей своей монументальности и обобщенности кажется г куском реальной жизни Италии XV в.

Третьим из великих художников-создателей нового искусства был друг и сподвижник Донателло-Филиппо Брунеллески (1377–1446). Уже с юных лет близко сойдясь с рядом ученых как знатоков математики, так и гуманистов,