Дмитрий Котышев - От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье в IX–XII вв.

Впоследствии Б.А. Рыбаков, считая, что отводимая полянам территория никак не соответствует «их важному историческому значению», решил пересмотреть ареал обитания полян. Определяющим критерием стал обряд трупоположения в подкурганных ямах [199] См.: Рыбаков Б.А. Поляне и северяне. С. 82. . В результате такой постановки вопроса территория, приписываемая полянам, охватила территорию Киева, Любеча, Чернигова, Переяславля и Стародуба, то есть ту территорию, которую чуть позже А.Н. Насонов определил как территорию «Русской земли» [200] См.: Насонов А.Н . «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951. С. 25, 28. .

Идею, высказанную Б.А. Рыбаковым, пытались развить в своих работах Е.И. Тимофеев и И.П. Русанова [201] См.: Тимофеев Е.И. Расселение юго-западной группы восточных славян по материалам могильников X–XIII вв.//Советская археология. 1961. № 3. С. 67–72; Он же. Юго-западная группа восточных славян по археологическим данным X–XIII вв.//Уч. зап. Хабаровского пед. ин-та. 1961. Т. VI. С. 105–127; Русанова И.П . Курганы полян X–XII вв.//Свод археологических источников. 1966. Вып. Е1–24. . Однако при картографировании и учете погребальных памятников в перечень были включены не только памятники IX–X вв., но и последующего периода — X–XI вв., эпохи древнерусской государственности. Подобный принцип базируется на допущении, что уже в государственную эпоху поляне сумели сохранить свой этнографический тип и свои особенности. Однако это допущение противоречит существующим археологическим данным о формировании единой древнерусской культуры с рубежа X–XI вв.

Рассуждая об особенностях погребального обряда полян, И.П. Русанова критически отозвалась о предположении Г.Ф. Соловьевой, связавшей этот обряд с распространением в Среднем Поднепровье христианства [202] См.: Соловьева Г.Ф. Погребальные обряды. Древности железного века в междуречье Десны и Днепра//САИ. 1962. Д. 1 –12 Ч. II. С. 62. . При этом на составленной И.П. Русановой карте очень — хорошо заметно соотношение распространения подкурганных погребений в ямах и погребений с глиняной обмазкой [203] См.: Русанова И.П . Курганы полян. Табл. 10. .

В.В. Седову, который вслед за Б.А. Рыбаковым, Е.И. Тимофеевым и И.П. Русановой продолжил включать в ареал обитания полян значительные территории Левобережья, тоже пришлось соглашаться с тем, что курганы с глиняными площадками, являющиеся, по его мнению, достоверно Полянским маркером, занимают лишь днепровское Правобережье от устья Ирпеня до устья Роси [204] См.: Седов В.В. Восточные славяне. С. 109. Карта 14. .

Определенность в этом вопросе была установлена после работ А.П. Моци, который однозначно связал распространение обряда подкурганного трупоположения с проникновением христианства во второй половине X в. [205] См.: Моця А.П. Население Среднего Поднепровья IX–XIII вв. (по данным погребальных памятников). Киев, 1987. С. 58, 61 и сл. То есть речь идет уже не о полянах, а о начальном этапе формирования территории Русской земли как раннего государства. Аргументы А.П. Моци поддержал и О.В. Сухобоков, указав на то, что данный погребальный обряд «…будучи обязан своим появлением раннему проникновению христианства… не может служить надежным этнографическим индикатором» [206] См.: Сухобоков О.В . Левобережная Украина в VII–XIII вв.//Чернигов и его округа в IX–XIII вв. Киев, 1988. С. 52. .

Таким образом, Полянская локализация вернулась к исходным посылам начала XX в., что более отвечает имеющемуся на данный момент летописному нарративу. Следует также отметить, что территория древнейшего Киева и часть узкой полосы днепровского Правобережья является, согласно сегодняшним данным, ареалом распространения волынцевской культуры, основной массив территорий которых находится на Левобережье. Речь идет о поселениях, известных еще с конца 1960-х гг. и расположенных от Киева вниз по течению Днепра до Роси (Ходосовка, Козакив Яр, Обухов II, Монастырек).

Изучение этих поселений началось еще с рубежа 1960–1970-х гг., вызвав большое оживление среди специалистов по истории ранней Руси. Причины такого оживления вполне понятны. Волынцевская культура традиционно считается принадлежащей северянскому Левобережью [207] См.: Сухобоков О.В. Славяне Днепровского Левобережья (роменская культура и ее предшественники). Киев, 1975; Он же . Дніпровське лісостепове Лівобережжя у VI–XIII рр. (за матеріалами археологічних досліджень 1968–1989 рр.). Київ, 1992. , поэтому ее присутствие в регионе, считавшемся ареалом обитания полян, вносило дезорганизацию в картину существования «Полянской Руси».

С целью спасения этой картины был предпринят ряд трактовок. Так, правобережный ареал волынцевской культуры был объявлен «сахновско-волынцевским» и возведен к пражской культуре, то есть к одному культурному истоку вместе с культурой Луки-Райковецкой [208] См.: Петрашенко В.О . Волинцевська культура на Правобережному Подніпров'ї//Археологія. 1989. № 2. С. 41–43. . Главная задача такого логического построения, как справедливо отмечает А.В. Комар, состоит в том, чтобы аргументировать существование самодостаточного культурного ареала, отражающего археологическую культуру полян [209] См.: Комар А.В. К дискуссии о происхождении и ранних фазах истории Киева. С. 122–123. Примеч. 35. Основные положения, критикуемые им, см. в работе: Петрашенко В.О. До проблеми археологічної інтерпретації літописних полян//Старожитності Русі-України. Київ, 1994. С. 182–186; Она же . Літописні поляне: миф чи реальность?//Археологія. 1998. № 2. С. 53–62. .

Однако идея «волынцевско-сахновских» древностей не получила широкого распространения. Устоявшееся мнение о генезисе волыцевской культуры на базе Пеньковской и колочинской никто пока всерьез не оспаривал. Все это дает современным исследователям повод поставить вопрос о пересмотре общепринятых в литературе ареалов обитания племен и этнической атрибуции материалов археологических культур [210] См.: Готуй І.А., Петраускас А.В., Петраускас О.В. Один з аспектів етнокультурної ситуації на Правобережжі Київського Подніпров'я наприкінці І тыс.//Слов'янські обрії. Київ, 2006. С. 53–66. . Одной из таких радикальных попыток стала концепция В.В. Седова о «Русском каганате» на Левобережье Днепра, большинством исследователей так и не принятая [211] См.: Седов В.В. Русский каганат IX в.//Отечественная история. 1998. № 4. С. З–16; Он же. Древнерусская народность. М., 1999. С. 59–90. . Но, несмотря на все нюансы, построения В.В. Седова отразили объективную реальность исторической науки в России конца XX — начала XXI в. Накопленная к этому времени сумма знаний свидетельствовала о том, что превращенная стараниями советских историков-антинорманнистов в центр восточнославянского этногенеза (и место обитания полян-«русов» [212] В наиболее ортодоксальном и категорическом варианте данная схема изложена Б.А. Рыбаковым, см.: Рыбаков Б.А . Древние русы//СА. 1953. Т. XVIII. С. 23–64 и сл. ) зона Среднего Поднепровья на самом деле представляет собой некую «буферную» зону, место контакта степных и оседло-земледельческих культур. Волынцевская же культура, по справедливому замечанию Е.А. Горюнова, которое поддерживают Е.А. Шинаков и А.В. Комар, — результат проникновения в зону лесостепных земледельцев кочевого этноса; возникновение и развитие волынцевской культуры отражает продвижение на запад владений и политического влияния Хазарского каганата [213] См.: Горюнов Е.А. Ранние этапы истории славян Днепровского Левобережья. Л., 1981. С. 94; Комар А.В . Предсалтовские и раннесалтовские горизонты Восточной Европы//Vita Antiqua. 1999. № 2. С. 112 и сл.; Он же . Ранні хозарі у Пивничному Причорномор'ї//Археологія. 2000. № 1. С. 130–140. .