Владимир Захаров - Император Павел I и Орден святого Иоанна Иерусалимского

Призри, Господи, на верного Твоего молитвенника за сирых, убогих и обездоленных, Императора Павла, и молитвам Его святым, подай Господи, скорую и верную помощь просящим через Него у Тебя, Боже наш! Аминь! » [304].

Все эти факты свидетельствуют далеко не о «безумии» Павла I, а скорее о слишком малом знании нашем о его эпохе, и о его правлении. Мы можем с полным правом назвать императора Павла не просто рыцарем Мальтийского ордена, а рыцарем Европы.

О рыцарстве, о том, что вкладывал в это понятие Павел Петрович, серьезные работы появились сравнительно недавно. Так, в 2004 г. в Интернете была опубликована статья Юрия Соловьева «Рыцарство и юродство. (К годовщине мартовского цареубийства)» [305]. А в конце 2005 г. она вышла в переработанном варианте в научном сборнике [306].

Однако у ряда современных отечественных исследователей появились совершенно неоправданные идеи, согласно которым они стали связывать главный источник мировоззренческой идеологии Павла Петровича с масонским учением, с его пребыванием в масонской ложе [307]. Однако нет никаких достоверных указаний на такую принадлежность к братству вольных каменщиков наследника или позже императора. Все это носит больше легендарный характер. И никоим образом нельзя смешивать такие общехристианские образы, которые исследователь вполне справедливо выделяет как важнейшие для самосознания Павла, как например, Царя-Священника Мельхиседека или Небесный Иерусалим (по плану которого выстроены все православные монастыри), связывать именно с масонством на том лишь основании, что масоны преподносили цесаревичу духовную литературу в своем издании. Как справедливо замечает Ю. П. Соловьев, это не может служить подтверждением масонства Павла Петровича, достаточно вспомнить святителя Тихона Задонского, в те же примерно времена любившего «почитывать» книгу И. Арндта «Об истинном христианстве», изданную масоном H. И. Новиковым и присутствовавшую в личной библиотеке Павла I [308].

Более того, святитель главную свою книгу назвал точно так же… Даже масонские портреты Павла I, опубликованные в начале XX века Т. Соколовской [309]не являются подтверждением подобной точки зрения. Известно, что в ритуальном саду известного русского масона И. В. Лопухина стояли памятники православным иерархам: все тем же святителям Тихону (его книги, к слову, издавал Н. И. Новиков) и Арсению Мацеевичу. И уж конечно ни у кого не возникало и не возникает соблазна связать этих подвижников с масонским движением. В 1915 г. в двухтомнике, посвященном масонам, была напечатана статья Е. Шумигорского, посвященная теме масонства Павла I [310].

Мы уже писали о мнимом масонстве Павла Петровича в специальной статье [311]. Задолго до нас известный русский эмигрантский историк Борис Башилов [312]в своем многотомном исследовании по истории русского масонства, которое выходило отдельными сборниками на средства русской эмигрантов в Аргентине, целую книжку посвятил Павлу I. Только в 1992–1995 г., после того как Ст. Куняев привез из поездки с группой российских писателей по США в 1991 г. все выпуски, они были перепечатаны и у нас в России [313]. В эмиграции, в Париже, вышла и книжка Т. А. Бакуниной «Знаменитые русские масоны», в которой тоже имеется глава, посвященная интересующей нас теме [314]. Наконец, в 2002 г. М. М. Сафонов опубликовал роман-исследование «Завещание Екатерины II», в котором имеется специальная глава «Павел и масоны» [315]. Как видим, тема эта не сходит со страниц российской и зарубежной прессы.

Анализируя основные черты характера Павла Петровича, Борис Башилов постарался восстановить облик русского императора по свидетельствам современников. И, как это ни странно, но многие из знавших близко Павла I лиц единодушно отмечают рыцарские черты его характера. Княгиня Ливен утверждала, что:

«В основе его характера лежало величие и благородство — великодушный враг, чудный друг, он умел прощать с величием, а свою вину или несправедливость исправлял с большой искренностью» [316].

В мемуарах А. Н. Вельяминова-Зернова мы встречаем такую характеристику нравственного облика Павла I: «Павел был по природе великодушен, открыт и благороден; он помнил прежние связи, желал иметь друзей и хотел любить правду, но не умел выдерживать этой роли. Должно признаться, что эта роль чрезвычайно трудна. Почти всегда под видом правды говорят царям резкую ложь, потому что она каким-нибудь косвенным образом выгодна тому, кто ее сказал» [317].

Известный российский государственный деятель Яков Иванович Де Санглен (1776–1868) в своих мемуарах пишет, что «Павел был рыцарем времен протекших» [318].

Павел, как свидетельствует в своих воспоминаниях Саблуков, «знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский и немецкий, имел некоторые сведения в латинском, был хорошо знаком с историей, географией и математикой; говорил и писал весьма свободно и правильно на упомянутых языках» [319].

Княгиня Ливен в своих воспоминаниях характеризует Павла следующим образом:

«Хотя фигура его была обделена грациею, он далеко не был лишен достоинства, обладал прекрасными манерами и был очень вежлив с женщинами.

… Он обладал литературной начитанностью и умом бойким и открытым, склонным был к шутке и веселию, любил искусство; французский язык знал в совершенстве, любил Францию, а нравы и вкусы этой страны воспринимал в свои привычки. Разговор он вел скачками, но всегда с непрестанным оживлением. Он знал толк в изощренных и деликатных оборотах речи. Его шутка никогда не носила дурного вкуса и трудно представить себе что-либо более изящное, чем короткие милостивые слова, с которыми он обращался к окружающим в минуты благодушия. Я говорю это по опыту, потому что мне не раз, до и после замужества, приходилось соприкасаться с Императором» [320].

Деспоты по натуре, как известно, не любят детей и не умеют искренне веселиться, — заметил Борис Башилов. Княгиня же Ливен указывает, что Павел охотно играл с маленькими воспитанницами Смольного института и, играя с ними, веселился от всей души. Это были немногие веселые часы тяжелой, полной мучительных переживаний, жизни.

«Он, — продолжает кн. Ливен, — нередко наезжал в Смольный монастырь, где я воспитывалась: его забавляли игры маленьких девочек, и он охотно сам даже принимал в них участие. Я прекрасно помню, как однажды вечером в 1798 г., я играла в жмурки с ним, последним королем польским, принцем Конде и фельдмаршалом Суворовым. Император тут проделал тысячу сумасбродств, но и в припадках веселости он ничем не нарушал приличий» [321].

Саблуков утверждает то же самое:

«В своем рассказе я изобразил Павла человеком глубокорелигиозным, исполненным истинного благочестия и страха Божия. И, действительно, это был человек в душе вполне доброжелательный, великодушный, готовый прощать обиды и сознаваться в своих ошибках. Он высоко ценил правду, ненавидел ложь и обман, заботился о правосудии и беспощадно преследовал всякие злоупотребления, в особенности же лихоимство и взяточничество» [322].