Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

До первого раздела Польши в границах Российской империи евреев не было. Но когда эти границы отодвинулись на запад за Днепр и Двину и в империю была включена существенная часть восточной Польши, российские власти почти сразу же задались вопросом, как обойтись с евреями на только что присоединенных территориях и что делать с их автономией. Поскольку власти в первую очередь были заинтересованы в налогах и стабильности, поначалу российское правительство укрепляло авторитет кегилот и независимость их судов и даже ненадолго допустило восстановление ваадов и создание Ваад Мединат Русия (Ваад Российского государства) [76]. Позже, в 1780-х годах, государственная политика изменилась: сложившаяся вскоре тенденция ограничивать еврейскую автономию естественно вытекала из стремления Екатерины II интегрировать евреев в систему российских сословий. Екатерина II попыталась распределить евреев по двум городским сословиям, купцам и мещанам, рассчитывая таким образом обеспечить приток населения в новые города. Ее план соответствовал прокламируемому Просвещением идеалу упорядоченного государства, и эта реформа, будь она доведена до конца, могла бы привести к полному растворению евреев в городских сословиях [77]. Однако Екатерина не уничтожила еврейскую автономию в отличие от привилегий других групп, например польской аристократии или остзейских баронов [78]. Новые усилия упорядочить юридический статус евреев были предприняты при Александре I с помощью специальных «еврейских комитетов». Эти усилия отражали намерение правительства лишить евреев роли экономических посредников между польской знатью и преимущественно православным крестьянством [79].

Сильнее всего на юридический статус и автономию евреев влияло само устройство российского общества. Все российские подданные были именно подданными, а не гражданами, поскольку вся власть безраздельно принадлежала царю. Вместо того чтобы преобразовать феодальное общество в современное, основанное на индивидуальных правах и верховенстве закона, Россия на протяжении XIX века сохраняла — хотя уже и более проницаемые — сословные границы.

По отношению к еврейскому населению основной вопрос для российских властей всегда звучал так: следует ли интегрировать евреев в существующую сословную систему или же их надо выделить в отдельное «сословие»? [80]Как указывает Бенджамин Натанс, в итоге сословная классификация оказалась особенно запутанной применительно к тем евреям, которые одновременно относились и к «сословию» евреев, и, например, к купеческому сословию [81]. В итоге в первой четверти XIX века такие прорехи в законодательстве чаще всего оказывались экономически выгодными для евреев [82]. Попытки добиться слияния евреев с российскими сословиями усилились в пору работы еврейских комитетов под руководством графа Киселева — с 1840 по 1863 год. Деятельность Павла Дмитриевича Киселева — кульминация усилий российской бюрократии применить внушенные Просвещением идеи к задаче превращения евреев в россиян [83].

Параллельно с этими непоследовательными мерами по включению евреев в сословную систему российское правительство время от времени пыталось ограничить или вовсе уничтожить институты еврейской автономии. Так, желая свести на нет политическую автономию евреев, Александр I в 1804 году строго ограничил полномочия руководителей кагала сбором налогов, а юрисдикцию назначаемого кагалом раввинского суда — религиозными вопросами [84]. Впрочем, на практике кагал сохранял власть, поскольку правительство вынуждено было доверять ему сбор налогов. При Николае I государство наращивало административное проникновение во все религиозные общины. Меры по сокращению юридической автономии евреев вполне укладывались в общий план царя усилить централизацию империи и свести к минимуму культурные различия между ее обитателями. Одни меры были направлены на согласование религиозных законов с гражданскими, другие — на устранение обычаев, подчеркивавших обособленность той или иной религиозной общины. Лучшим примером последнего служат указы Николая I, регулирующие ношение еврейского платья — с явным намерением устранить бросающиеся в глаза отличия евреев от других народов [85].

Бюрократическая кампания против кагала, продолжавшаяся вплоть до полной отмены этого института на всей территории Российской империи при Николае I в 1844 году (за чем последовала кампания против якобы существовавшего «тайного кагала»), была частью общих мер по централизации государства, но на практике власти попросту заменили прежние институты еврейской общины другими, более подконтрольными [86]. Так, закон 1844 года, упразднивший кагалы по всей Российской империи, не уничтожил автономию и даже — вопреки намерениям автора этого закона графа Киселева — не смог сократить доходы общины от налога на кошерное мясо («коробочный сбор», или «коробка»). Иными словами, империя так и не сумела решить проблему, с которой она столкнулась, как только приобрела многочисленное еврейское население. Чтобы распустить еврейские общины (пусть даже юридически такое решение представлялось возможным), пришлось бы в том числе интегрировать евреев в общую структуру сословий и профессий, чего нееврейское население вовсе не желало. И хотя евреи официально утратили право на самоуправление, государство оставило нетронутыми инструменты автономии, поскольку продолжало требовать коллективной уплаты налогов [87]. Иными словами, еврейская община оставалась в значительной части автономной, хотя ее институты больше не санкционировались государством. Более того, запретив кагалы, правительство лишилось возможности оказывать прямое влияние на общину и в то же время способствовало созданию или укреплению альтернативных организаций, которые еще упорнее сопротивлялись интеграции [88].

Уничтожив кагал и передав его судебные полномочия городским судам, российское правительство одновременно преобразовало еврейскую общину в новое, юридически оформленное лицо, «еврейское общество» (как ни странно, этим же термином российское правительство ранее обозначало кагал), от которого требовалось коллективно выплачивать налоги, поставлять рекрутов в армию и принимать важнейшие для общины решения, в частности выбирать «казенных» раввинов. Более того, сохранялся суд по еврейскому закону, то есть еврейская община в основных параметрах продолжала существовать. Сенат даже постановил, что эта новая община должна быть признана «юридическим лицом» [89]. Обязанность кагалов отвечать за поставку рекрутов в армию (с 1827 года) и коррупция, нередко сопутствовавшая исполнению этой обязанности, нанесли серьезный ущерб моральному авторитету руководства еврейских общин [90]. Даже после ликвидации кагалов часть евреев и во второй половине XIX века продолжала воспринимать законного преемника кагала, «еврейское общество», как орудие тирании.