Коллектив авторов История - Маргиналы в советском социуме. 1930-е — середина 1950-х годов

Мелкие предприниматели принадлежали к разным слоям населения. В отличие от еврейской «элиты» теневого бизнеса у них не было ни общей культуры, ни общего социального опыта. Находясь на периферии подпольного бизнес-сообщества, мелкие предприниматели не осознавали себя как отдельную социальную общность.

Помимо «еврейской» элиты и мелких предпринимателей существовала еще одна, совершенно особенная группа «теневиков». Этих людей вообще довольно сложно назвать «теневиками», поскольку они занимались своим бизнесом (как правило, мелочной торговлей или кустарным производством), особо не скрываясь. Они жили в своем особом, замкнутом мире, слабо соприкасаясь с советской реальностью. Многие «квазипредприниматели» даже не знали русского языка. Например, один китайский торговец из Алма-Аты так объяснял (через переводчика) свою ситуацию инспекторам министерства государственного контроля: «Я торгую с 1946 года, и у меня никогда не было никакого разрешения. Мне никто никогда не запрещал торговать, никогда! Я никогда никаких налогов не платил, кроме ежедневной платы за место на рынке» [1192].

Наибольшее количество «квазипредпринимателей» проживало в Средней Азии и Закавказье — там, где отношение общества к частникам было более терпимым, а контроль со стороны государственных органов не такой сильный. Но и в некоторых удаленных районах РСФСР этот социальный тип сохранялся вплоть до середины 1950-х гг. (а возможно, и дольше). Например, в Бельковском районе Рязанской обл. более 40 % крестьянского населения параллельно работе в колхозах занималось кустарным производством и продажей хлопчатобумажных тканей — сарпинок [1193].

На протяжении 1940-х гг. завершилось качественное преобразование социальной группы предпринимателей. На смену торговцам и промышленникам периода нэпа пришли «теневики». Дело, разумеется, не только в смене терминологии. Новые предприниматели кардинально отличались от нэпманов по составу, социальному опыту, методам работы, образу жизни и психологии.

В отличие от нэпманов, которые были органически связаны с дореволюционной предпринимательской традицией, «теневики» — это в большинстве своем вполне советские люди. «Теневики» полностью адаптированы к работе в условиях командно-админстративной системы. Они прекрасно осознают риски, связанные с их деятельностью, и привыкают постоянно жить под страхом ареста. «Теневики» вырабатывают потрясающую способность к социальной мимикрии. Тот факт, что после войны в предпринимательское сообщество влилось множество евреев, накладывает особый, национальный колорит на деловые отношения и образ жизни. По сути, между нэпманами и «теневиками» нет прямой генетической связи (хотя на персональном уровне, конечно, можно привести немало примеров, когда бывшие нэпманы становились подпольными предпринимателями).

В 1940-е гг. параллельно новым предпринимателям («теневикам») еще продолжают существовать «реликты» нэповского и даже дореволюционного бизнес-сообщества в лице мелких торговцев, кустарей, а также «квазипредпринимателей». Несмотря на ощутимое значение их экономической деятельности, эти люди не составляли отдельную социальную группу, их влияние на общество было близко к нулю.

В рассматриваемый период менялась не только внутренняя структура социальной группы предпринимателей. Менялось также отношение общества к предпринимателям. В период нэпа многие советские обыватели завидовали нэпманам, перенимали отельные элементы их образа жизни, но никогда не стремились влиться в эту социальную группу, поскольку считали ее бесперспективной. В 1920-е и особенно в 1930-е гг. казалось, что планомерная борьба государства с частным предпринимательством завершится полным уничтожением последнего.

В послевоенные годы общественное настроение по отношению к предпринимателям изменилось. Обыватели видели, что, несмотря на репрессии, «теневики» не только выживают, но и процветают. Занятие подпольным предпринимательством, несмотря на все риски, связанные с ним, вновь стало привлекательным.

Параллельно изменению отношения к частникам росло их влияние на остальные социальные группы. В рассматриваемый период это влияние было еще достаточно ограниченным, поскольку «теневики» еще боялись открыто демонстрировать свои доходы. Однако уже материалы дела «Трикотажников» свидетельствуют о том, что «теневики» постепенно становятся законодателями моды в плане потребления различных товаров и услуг, проведения досуга и т. д. Несмотря на многочисленные попытки государства бороться с «пережитками буржуазного образа жизни», влияние «теневиков» будет возрастать на протяжении всего послевоенного периода.

Проведенное исследование посвящено изучению институциональной маргинальности путем анализа конкретных форм ее проявления и существования в очерченных территориальных (Российская Федерация с акцентом на Сибирь) и хронологических (1930-е — середина 1950-х гг.) рамках. Под институциональной маргинальностью понимается возникновение и искусственное существование в социуме специфических групп и категорий населения, порожденных особой государственной политикой репрессий, дискриминаций и ограничений, как способа решения внутриполитических проблем. В работе рассмотрены генезис и эволюция государственной политики в отношении конкретных маргинальных общностей — тылоополченцев, ссыльных крестьян-спецпереселенцев, этнических спецпереселенцев, конфесс-маргиналов, «теневых» предпринимателей, лиц, проходивших государственную проверку («фильтрацию»).

Каждая из перечисленных категорий и групп (за исключением «теневиков») имела между собой черты сходства и различий при сохранении общего признака — полной зависимости и подчиненности режиму. Наиболее статусно выраженной спецификой обладали тылоополченцы. Части тылового ополчения формировались из числа мужчин-«лишенцев» призывного возраста, призванных для несения воинской повинности в форме выполнения тяжелых физических работ для нужд различных секторов гражданской и военной экономики. Существовавшие в мирное время (1930–1937 гг.) части тылового ополчения являлись подсистемой принудительного труда в его милитаризированной форме. Вместе с тем данная форма маргинальности имела фиксированный срок пониженного статуса для ее обладателей — три года службы.

Ссыльные крестьяне, находившиеся на спецпоселении в течение почти четверти века (1930–1954 гг.), являлись одной из наиболее массовых категорий в составе т. н. спецконтингента. То же следует сказать и об этномаргиналах, депортированных преимущественно в период Второй мировой войны и в послевоенные годы. Достаточно специфической и практически не изученной группой являлись «те-невики». В работе осуществлялось изучение маргиналов военной и послевоенной эпох (военнопленных, репатриантов и др.), проходивших процедуру «фильтрации». Особое место в исследовании занимают верующие и священнослужители «непризнанных» советской властью конфессий [баптисты, «молчальники», истинно-православные христиане (ИПХ), «иеговисты»]. Помимо того, что названные сегменты социума связывались воедино режимными установлениями и процедурами («режимные группы»), последние, как показало проведенное исследование, могли быть ситуационно и в прагматических целях изменены как в сторону ослабления, так и в сторону ужесточения выхода из режимного статуса.