Кирилл Соловьев - Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века

У нас начались сильные фабричные волнения, — сообщал в середине марта 1902 года приват-доцент Московского университета С. А. Котляревский, — причем на некоторых фабриках полиция безусловно поддерживала рабочих. Московские фабриканты крайне недовольны «новым курсом» [Д. Ф.] Трепова и великого князя Сергея Александровича. Совещания механических рабочих приняли резко выраженный характер пропаганды антиреволюционной. От очевидца я слышал, что один из лекторов говорил, как теперь интеллигенция и дворянство стремятся к конституции, но рабочие должны всячески противодействовать этому стремлению, так как они могут получить удовлетворение своих нужд лишь от самодержавной власти. Ведь в 1860 г. хотели ввести конституцию (?), и тогда крестьяне до сих пор не были бы освобождены. С другой стороны, даются самые широкие экономические обещания, до 8-ми часового рабочего дня и безусловного права стачек включительно.

Это была распространенная точка зрения. Сложившееся положение вызывало сильное раздражение и в среде высокопоставленной бюрократии. В конце марта 1902 года фабричный инспектор Московского округа А. Астафьев разводил руками:

Только что возвратился из Петербурга, куда ездил счетом уже пятый раз в нынешнем году. Причиной поездки — наши московские дела, которые дошли до Геркулесовых столбов необдуманности, легкомыслия, глупости и подлости со стороны здешнего «обера» (очевидно, имеется в виду Трепов. — К. С.). Короче сказать, в Москве теперь в полном расцвете trade-union’ы, но только с той разницей, что они состоят при охранном отделении и считают в числе своих членов и главных руководителей нашего простого рабочего, требующего «казенного жалованья» и «отобранья в казну фабрик». Кавардак получается прямо невероятный… Движение может разрастись до огромных размеров и принять безобразные формы, соответствующие уровню развития нашего рабочего.

Это предсказание, но не откровение. В те дни схожие идеи высказывали многие. Работа с массами не слишком занимала лидеров Союза освобождения. На этом не делался акцент ни в 1903-м, ни в 1904 году. В 1905-м могло показаться, что у Союза освобождения есть надежда на то, чтобы быть услышанным широкими массами. В. А. Герд (брат Нины Струве) сообщал П. Б. Струве:

В этом отношении очень интересна и, я думаю, много обещает работа С. Н. [Прокоповича]. Ему удалось теперь захватить талантливую гапоновскую публику и на развалинах ее начать организовывать самостоятельный Союз рабочих Петербурга с общей кассой и автономными группами по заводам и по районам. Не знаю, как это пойдет дальше, но пока мне кажется, он на правильном пути и скоро явится организованная армия рабочих, наполовину политически сознательных, которая будет крупной силой, хотя еще и не революционной, но с резко оппозиционным настроением.

Столь же оптимистично был настроен публицист П. А. Берлин, который тоже делился своими соображениями со Струве:

Я все теперь обдумываю… о хождении демократов в рабочий народ. Для меня лично становится все яснее, что без внушительной поддержки рабочих либеральное движение не добьется широко-демократической конституции. А между тем социал-демократическая партия оказалась не на высоте той увлекательной исторической роли, которая нетерпеливо суфлируются ей самой историей. Ведь в ответ на эти огромные события она лишь бормочет: подглядывай за либералами, как бы они что-нибудь не стащили у рабочего народа. Мне думается, что пора начать в «Освобождении» кампанию организацию рабочих для завоевания демократической конституции. И никак не соглашусь с Вашей фразой, что вы не идете к рабочим, не конкурируете с социал-демократией…

Надежды были напрасными. Даже в профессиональных политических союзах, созданных в том числе с подачи «освобожденцев», их роль оказалась не столь велика, как можно было ожидать, а чаще всего ничтожно мала. Арсенал средств был тот, что описал князь Петр Долгоруков еще в Шафгаузене летом 1903 года.

Согласно теории катастроф, переход системы в новое качество происходит резко, неожиданно. Важна точка бифуркации — тогда с прошлым не успевают проститься. Видимо, это случилось 15 июля 1904 года, когда был убит министр внутренних дел В. К. Плеве. В редакцию «Освобождения» об этом сообщил издатель И. Дитц по телефону из Берлина. В семье П. Б. Струве по этому поводу было ликование. Самого Струве в Штутгарте тогда не было. Но его близких «била лихорадка».

Убит. Нет его, чиновника-деспота, топтавшего и давившего все живое и желающего жить. Быть может, это радость рабов, которых какая-то внешняя сила избавила [от] жестокого хозяина.

В Париже на собрании эсеров многие рыдали (от радости, конечно). В этот день В. А. Маклаков возвращался домой из Клина. В купе вагона он встретил князя Е. Н. Трубецкого, сообщил ему новость. Все в вагоне ответили радостными восклицаниями. У Трубецкого просияли глаза, он поднял руку для крестного знамения, но вовремя опомнился и сказал: «Царство Небесное».

Первые шаги князя П. Д. Святополк-Мирского о многом говорили. После 20-летнего заключения была освобождена из Шлиссельбургской крепости В. Н. Фигнер. Из ссылки были возвращены Н. Ф. Анненский, В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов, Г. А. Фальборк, В. И. Чарнолусский и другие. Получил возможность вернуться в Россию Н. А. Рубакин. Были восстановлены в правах князь П. Д. Долгоруков, П. Н. Милюков, И. И. Петрункевич, Ф. И. Родичев и многие другие.

Святополк-Мирский много общался с земцами. А. А. Стахович писал князю П. Д. Долгорукову:

Вчера провел два часа у Мирского, взаимное интервью. Довольно интересное… О «ней», Костиной жене (то есть о конституции. — К. С. ), говорили много и свободно. Совестится Манифеста 26 февраля [1903 года], который он надеется дешифровать, хотя Плеве унес собой шифр в могилу. Созыв выборных губернских земских собраний местных людей для разработки совместно с Министерством разных вопросов — в его программе. Рыдзевский (мой зять) назначен товарищем министра и командиром корпуса жандармов!!??

8 сентября земцы собрались в Москве на квартире Ф. А. Головина. Это было будущее бюро земских съездов. Было принято решение в ноябре провести съезд во второй столице. Харьковский земец В. Г. Колокольцев сообщил об этом своему приятелю С. Н. Гербелю, бывшему харьковскому вице-губернатору, а на тот момент начальнику Главного управления по делам земского и городского хозяйства. Они вместе обедали и беседовали о том, что было и что будет. Гербель отметил, что место съезда избрано крайне неудачно. Едва ли московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович содействовал бы проведению этого форума. Гербель предложил договориться с новым министром внутренних дел. Сам был готов выступить в качестве посредника. В итоге земская делегация встретилась с князем Святополк-Мирским. Он отнесся к идее съезда вполне сочувственно, вместе с тем выдвинул несколько условий. В съезде должны были принимать участие только председатели губернских земских управ. Это должны были быть те лица, которые прежде собирались под эгидой Д. Н. Шипова. И наконец, на съезде не должно быть И. И. Петрункевича. Приходилось принимать все условия. В Союзе освобождения решили провести в Петербурге одновременно два съезда, один из них нелегально. В сущности, должно было пройти одно мероприятие, которое, разумеется, не соответствовало бы «видам правительства».