Кирилл Соловьев - Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века

Предчувствуя большие события, цензовая общественность приходила в состояние крайнего возбуждения. Как раз в сентябре М. В. Челноков видел

графиню В. Н. (Бобринскую; она была сестрой Н. Н. Львова. — К. С. ); она носится по городу и повсюду ораторствует о необходимости общественным представителям подать коллективное заявление государю, что он должен разделить ответственность перед страной с представителями общества и что д[олжно] б[ыть] немедленно учреждено временное правительство.

Уже в конце сентября 1904 года газеты стали заметно смелее. На это обратила внимание А. В. Тыркова, о чем не преминула сказать в ближнем кругу П. Б. Струве. Его жена Нина только посмеялась, но Тыркова показала ей газету. Н. А. Струве побежала звонить мужу. Вечером он приехал с П. Д. Долгоруковым и П. Н. Милюковым. «Ну где ваша конституция?» — спросил Милюков. Тыркова показала им газеты, но это не произвело большого впечатления. Милюков полагал, «что пока еще надо годами, а не месяцами считать ход политического освобождения в России». В начале октября он поехал на несколько дней в Петербург. Вернулся окрыленным:

То, что мы задумывали, с таким трудом лепили по маленьким кирпичикам, ценой усилий и ухищрений громоздили, считая, что еще годы и годы придется вести черную полузаметную работу, все это уже есть.

Более того, Милюков пришел к заключению, что жизнь далеко ушла вперед. Следовало очень спешить, чтобы не отстать, не опоздать. Общественное движение тогда шло в разных скоростях. Где-то запаздывало, осторожничало, где-то торопилось, предвкушая скорую победу. Так или иначе, границы дозволенного стремительно расширялись.

8 октября Святополк-Мирский встречался с Ф. А. Головиным. Министр объяснял, что Совет по делам местного хозяйства, задуманный еще В. К. Плеве, предполагалось образовать как представительное учреждение: 40 человек — от земств, 20 — от Сибири и других окраин. Он высказал опасение, что это могло привести к конституции. «Головин ему отвечал, что огромное большинство земцев и конституции не желает и что только крайние элементы — меньшинство — не удовлетворится реформой [Государственного] Совета». Один из собеседников министра, князь Г. Е. Львов, был смущен и растерян: «У нас нет никакой программы». Он почти не сомневался в том, что земству нечего будет ответить, если вдруг его о чем-либо спросят.

Князь Львов сказал министру, что на предстоящем совещании среди деятелей несомненно будет поставлен общий вопрос, а общий вопрос есть вопрос конституции. Министр ответил, что он не верит конституции, но если бы этот вопрос оказался поставленным, то и его необходимо было бы разрешить. В вопросе о конституции его, министра, смущает, что это равносильно распадению Империи, ибо как удовлетворить тогда Польшу, Армению и другие племена и народности. Свое положение министр находит весьма прочным, поворота к прошлому быть не может и, если бы он, например, сменен Штюрмером, то последнему оставалось бы только продолжить начатую политику.

Тогда многое менялось. И. И. Петрункевич получил разрешение приехать в Санкт-Петербург. Он пришел на квартиру к директору Департамента полиции А. А. Лопухину, который принял его с небывалой учтивостью и даже выразил радость в связи со снятием с Петрункевича ограничений. Лопухин обещал устроить ему встречу с новым министром князем П. Д. Святополк-Мирским. В конце октября, вечером, Петрункевич явился на Фонтанку, в Департамент полиции. Его провели в кабинет на первом этаже.

Передо мною стоял еще не старый генерал, совсем не воинственного вида, приветливый, с добрыми глазами, простой и симпатичный. Он стоял за письменным столом, разделявшим нас, и протянув руку через стол, он пригласил меня занять кресло, стоявшее против стола.

Князь подтвердил, что все ограничения, наложенные на Петрункевича, сняты. Они поговорили о предстоявшем земском съезде. Святополк-Мирский не был против, но должен был доложить об этом императору. Он сообщил о съезде председателей управ. Оказалось, что предполагалось собрание земских гласных — а на это разрешения не было.

В скором времени Петрункевич и И. В. Гессен оказались в особняке С. Ю. Витте на Каменноостровском проспекте. Витте принял их в своем кабинете. Петрункевич пытался доказать, что конституционный строй неизбежен, что правительству придется уступить. Витте ему оппонировал тоном, не терпящим возражений:

В своем суждении… вы не принимаете в расчет, во-первых, что государь относится к самодержавию, как к догмату веры, как к своему долгу, которого ни в целом, ни в части он уступит кому бы то ни было не может. Это его вера, и вы бессильны ее изменить; во-вторых, общество русское не настолько сильно, чтобы вступить в борьбу с самодержавием, которые опирается на тысячелетнюю историю, на веру в его жизненность и силу и на привычку видеть в нем свою защиту и опору. Крестьянство будет на стороне самодержавия, а не на стороне так называемого общества, которое будирует, не учитывая своих сил.

Витте

не верит в силу идей и знает, что человечеством двигают не идеи, а материальные интересы. Интересы же народа тесно связаны с интересами самодержавия, которое одно могло дать народу в 1861 году свободу и землю вопреки желанию дворянства, и тогда будировавшего против самодержавия, как теперь будирует общественность, интересы которой лежат не в одной плоскости с интересами народа.

Святополк-Мирский отправил в Москву Гербеля уговорить земцев провести земский съезд не в столице, а где-нибудь в провинции, например в Нижнем Новгороде. В таком случае Министерство внутренних дел обещало не чинить им препятствий. Миссия Гербеля окончилась неудачей, бюро уступать не собиралось. Подготовка к съезду шла полным ходом. 3 ноября состоялось совещание у Ю. А. Новосильцева. Тогда же была избрана комиссия, ответственная за подготовку проекта резолюций. Комиссия тут же принялась за работу, но результаты этой деятельности могли вызвать раскол. Смущал 10-й пункт, в котором говорилось о необходимости конституционного строя. Против выступил Д. Н. Шипов, который не скрывал своих славянофильских идеалов и говорил о неприемлемости конституции. Учитывая колоссальный авторитет Шипова, комиссия пошла на уступки. Формулировка 10-го пункта была заметно смягчена. Было решено, что обе формулировки, более туманная и вполне определенная, будут баллотироваться на съезде. Для решения организационных вопросов в Петербург были делегированы Д. Н. Шипов, князь Г. Е. Львов и И. И. Петрункевич. Им предстояло провести переговоры со Святополк-Мирским. Беседа была доброжелательной и непринужденной. Святополк-Мирский говорил о недоверии императора к собраниям, подобным предстоявшему. Тем не менее сторонам удалось договориться: съезд было предложено считать неофициальным собранием и проводить непублично. Правительство обещало не препятствовать встречам на частных квартирах, но по окончании съезда министерство должно было быть оповещено о его резолюциях.