Паоло Сартори - Эксперименты империи. Aдат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Кроме опыта Французской империи известно также желание некоторых чиновников опереться на подходы Британской колониальной державы. Этой идеи, в частности, придерживался сенатор К. К. Пален, который в 1908 г. отправился в Туркестан в целях инспекции и подготовки рекомендаций для реформы местного управления [150] Абашин С. Н. и др. Центральная Азия в составе Российской империи. С. 123–125. . К. К. Пален намеревался разработать правила для так называемых казийских судов [151] В отличие от суда биев, суд казиев, или народный суд, должен был разбирать дела по шариату. Его компетенция распространялась только на оседлое «туземное» население. См.: Центральный государственный архив Республики Узбекистан (ЦГА РУз). Ф. И-1. Оп. 27. Д. 68. Л. 3. . Для этого он хотел кодифицировать шариат, собрав все необходимые сведения в один сборник, тем самым игнорируя систему прецедентов и местных обычаев, которые существовали до и после захвата этой территории русскими войсками [152] Morrison A. Creating a Colonial Shari‘a for Russian Turkestan. Р. 135. . Столь амбициозная задача апеллировала к опыту Британской Индии. Основной массив информации, согласно проекту К. К. Палена, предстояло извлечь из русского перевода сочинения по мусульманскому праву «Ал-Хидая» [153] Полное название: «Ал-Хидая фи шарх Бидая ал-мубтадия» («Руководство по комментарию „К началу начинающего (обучение)“»). Бурханаддина ал-Маргинани (1123–1197). При этом Н. И. Гродеков, подготовивший русский перевод, опирался не на арабский оригинал, а на английскую версию, созданную британцами для нужд управления своими восточными колониями [154] «Ал-Хидая» стала основным текстом «англо-мухаммеданской» юриспруденции в Индии. См.: Giunchi E. The reinvention of Shari‘a under the British Raj: in Search of Authenticity and Certainty // Journal of Asian Studies. 2010. Vol. 69. No. 4. P. 1119–1142. . Таким образом, случай с «Ал-Хидая» в Туркестане и способ, с помощью которого этот правовой текст был переделан в «англо-мухаммеданский закон», отображает, согласно А. Моррисону, классическую историю «сотворения колониального знания» [155] При этом местные востоковеды, такие как Н. П. Остроумов, разделяли точку зрения К. К. Палена, полагая, что тексты, подобные «Ал-Хидая», можно использовать для кодификации права народов Туркестана. Против этого решительно возражал другой известный востоковед В. В. Бартольд. Он резонно отмечал, что единственный комментарий (т. е. английская версия «Ал-Хидая», использованная русскими. — П. Ш., П. С. ) нельзя воспринимать в качестве обязательного и неизменного источника мусульманского права. См.: Morrison A. Creating a Colonial Shari‘a for Russian Turkestan. Р. 138. .

Несмотря на существовавшие параллели, мы должны обратить внимание и на то, что ресурсы и условия колониальных империй могли существенно различаться. При взаимоотношениях с народами, находившимися на разных уровнях социально-экономического развития и принадлежавшими к различным конфессиям, возникали большие трудности в подборе методов колониального управления. Так, выбрав в качестве критерия интеграции сословные и социальные разделения (кочевые, оседлые и бродячие инородцы) [156] См. «Устав об управлении инородцев» // Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ РИ). Собрание 1. Т. 38. № 29126. СПб., 1830. , а не региональные, правительство допустило большую ошибку, пытаясь использовать одни и те же программы для кодификации обычного права в Восточной Сибири [157] Работа над составлением Свода степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири началась после принятия Устава об управлении инородцев в 1822 г., т. е. одновременно с кодификацией обычного права в Среднем казахском жузе, на который также распространялся этот закон. См.: Наумкина В. В. Обычное право кочевых народов Восточной Сибири в правовой системе Российского государства XIX — начала XX в. Дис. … д-ра юрид. наук. М., 2010; Шангин А. М. Свод степных законов Восточной Сибири как начальная попытка кодификации обычного права сибирских народов // Труды Института государства и права РАН. Статьи аспирантов и стажеров Института государства и права. М., 2009. № 4. С. 158–168. и Казахской степи [158] Martin V. Law and Custom in the Steppe. P. 35–47. . Конфессиональные различия — буддизм и политеизм Восточной Сибири и мусульманство Казахской степи — были тесно связаны с различиями в социально-экономических и политических отношениях [159] Эти особенности, а также программы для сбора сведений об обычном праве будут более подробно проанализированы в следующих разделах данной главы. . Подобного рода просчеты были одним из ключевых факторов, обеспечивших провал кодификационных усилий, которые в результате становились продуктом еще более сложного конструирования имперского знания о своих новых подданных, чем опыт некоторых европейских держав.

Примечательно, что одновременно с Казахской степью кодификация обычного права происходила и в другой части Российской империи — на Северном Кавказе. Сравнение этих регионов убеждает нас в том, что подходы к осуществлению кодификации имели большое сходство. В 1840–1860‐е гг. империя организовала несколько крупных кампаний по изучению обычного права народов Северного Кавказа и подготовке соответствующих сборников. Активную роль в этом сыграл лейтенант Д. С. Бибиков, который руководил Канцелярией по управлению мирными горцами. Этот русский чиновник составил опросник из двенадцати пунктов, который должен был использоваться как пособие в ходе сбора информации в различных регионах Северного Кавказа. Согласно исследованиям М. Кемпера, «он (вопросник. — П. Ш., П. С. ) был определенно написан от перспективы царской империи», отражая ее административные, правовые и экономические интересы. Многие вопросы основывались на общей этнографической информации, лишь поверхностно затрагивая особенности местной правовой системы, путая при этом адат и шариат. Ориентируясь на интересы местной кавказской знати, имперские чиновники пренебрегали опытом аульных общин. Кодексы обычного права, составленные на основе такого подхода, утрачивали связь с текущими особенностями социальной жизни. По сути, все это предопределило судьбу кодификации, так как подготовленные сборники не могли быть использованы в судах [160] Kemper M. ‘Adat against Shari‘a : Russian Approaches toward Daghestani «Customary Law» in the 19th Century // Ab Imperio. 2005. No. 3. P. 150–158; Kemper M. Арабоязычная этнография адата по русскому заказу? // Дагестанские святыни. Кн. 3 / Сост. и отв. ред. А. Р. Шихсаидов. Махачкала, 2013. С. 176–177. . Другая ошибка колониальной администрации заключалась в том, что поддержка адата рассматривалась как необходимая мера модернизации местного общества в противовес «закостенелости» шариата. Однако расчет не был верным. По мнению историка права М. М. Ковалевского, трансформация жизненного уклада народов Северного Кавказа с точки зрения налаживания тесных отношений с империей и интеграции региона в государственную систему могла быть успешнее, если бы борьба с «более цивилизованным», чем адат, исламским правом не была так ярко выражена [161] Kemper M. ‘Adat against Shari‘a. P. 164 –170. .