Паоло Сартори - Эксперименты империи. Aдат, шариат и производство знаний в Казахской степи

В 1840‐х гг. чиновнику Сибирского пограничного управления А. Сотникову было поручено подготовить сборник обычного права казахов. После того как он собрал влиятельных казахов вместе, те стали рассуждать, согласно описанию Ч. Ч. Валиханова, «к чему все это от них спрашивают, и какая может быть польза русскому правительству»… «Какой-то проницательный кайсак (казах. — П. Ш., П. С. ) заметил, что, вероятно, их хотят обратить в казачество, так как предки их по преданию были казаки. Мысль эта показалась для всех до того ясной и вероятной, что они скрыли от г. Сотникова настоящее предание о „казаках и трех сотнях“ и показали себя выходцами из Турции или Аравии». См.: Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе // Ч. Ч. Валиханов. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. Алма-Ата, 1985. С. 83.

Ч. Ч. Валиханов настаивал на сохранении суда биев в его «древней народной форме», утверждая, что казахское обычное право более гуманно, чем «новейшие европейские кодексы», «законодательство мусульманское, китайское и русское по Русской правде». Однако он не был противником русификации, как может показаться. Валиханов оставлял за русским судом право разбирать уголовные дела казахов, призывал к изучению русского языка и русской культуры. См.: Валиханов Ч. Ч. Записка о судебной реформе. С. 87–91, 94.

Называя М. М. Сперанского «апостолом Магомета в Сибирской степи» (у казахов Сибирского ведомства), Валиханов минимизировал популярность ислама, доказывая, что основная казахская религия — это шаманизм (vs тенгрианство). См.: Валиханов Ч. Ч. Следы шаманства у киргизов // Ч. Ч. Валиханов. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. Алма-Ата, 1985. С. 48–70. Настаивая на связи между казахским и монгольским кочевым шаманизмом, Валиханов, по мнению Брюса Привратски, закладывал примордиалистские основы для русификации. См.: Privratsky B. Muslim Turkistan: Kazak Religion and Collective Memory. P. 18.

См. подробнее об этом методе: Geertz C. Local Knowledge: Fact and Law in Comparative Perspective // Local Knowledge. Further Essay in Interpretive Anthropology. New York, 1983. P. 167–234.

РГИА. Ф. 853. Оп. 2. Д. 65. Л. 74 об.

Сулх (араб.) — «мир», «согласие», «прийти к соглашению». См.: РГИА. Ф. 853. Оп. 2. Д. 65. Л. 83 об.

Там же. Л. 76.

РГИА. Ф. 853. Оп. 2. Д. 65. Л. 71 об. — 72.

О спорах по поводу иддатного срока см.: Центральный исторический архив Республики Башкортостан (ЦИА РБ). Ф. И-295. Оп. 8. Д. 748. Л. 46 об. — 49; Оп. 3. Д. 6023; Караши Г. Мәзлумәләр хакында // Шура. 1911. № 9. Б. 260–261.

РГИА. Ф. 853. Оп. 2. Д. 65. Л. 73.

См.: ЦГА РК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 2382. Л. 205 об.

История Оренбуржья / http://kraeved.opck.org/biblioteka/index.php(последнее посещение 12.11.2015).

ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 48.

Там же.

Так, раздел о подсудности «Положения об управлении оренбургскими киргизами» (1844) гласил, что казахи в делах по измене, убийствам, разбое, барымте и т. п. судятся военным судом. «Положение» даже устанавливало определенный ценз, регламентирующий подачу исков в те или иные учреждения. Только иски меньше суммы 50 рублей серебром (так называемые «маловажные преступления») должны были разбираться по обычному праву. Этот регламент вносил неопределенность в судьбу сборника Осмоловского, потому что материалы, собранные им в первые годы после введения «Положения» 1844 г., на деле отражали условный характер соблюдения новых правительственных правил, двойственность ситуации, а также невысокое доверие казахов к российским судебным учреждениям. См.: Материалы по истории политического строя Казахстана. С. 222; ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 51.

Материалы по истории политического строя Казахстана. С. 252–253.

ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 48.

Там же. Л. 50 об.

В Оренбурге, кроме своей службы в ОПК, Вельяминов-Зернов изучал тюркские языки, занимался этнографическими изысканиями, написал свой известный труд «Исторические известия о киргиз-кайсаках в отношении России со Средней Азией со времен кончины Абдул-Хаир хана (1748–1765)». Уфа, 1853–1855. См.: Зернов-Вельяминов В. В. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 85 т. Т. 82. СПб., С. 102; Вельяминов-Зернов В. В. Памятник с арабско-татарскою надписью в Башкирии // Труды Восточного отделения Императорского археологического общества. 1859. Ч. 4.

Мы можем только предполагать, что эти две книги по фикху легли в основу особых замечаний на обычное право казахов, включенных в состав сборника. Вероятно, русский перевод и подбор материалов сделал сам И. Я. Осмоловский. См.: ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 52.

Там же. Л. 50, 52.

Подробнее об этом см. ниже.

См.: ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 51.

См.: Благова Г. Ф. История тюркологии в России. С. 134.

См.: Веселовский Н. И. Василий Васильевич Григорьев по его письмам и трудам. Приложение. С. 37, 40.

Веселовский Н. И. Василий Васильевич Григорьев по его письмам и трудам. Приложение. С. 56.

ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 54.

Веселовский Н. И. Василий Васильевич Григорьев по его письмам и трудам. Приложение. С. 56.

ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 55. В связи с этим кажется не слишком убедительным тезис Н. Найта о том, что академическая щепетильность и симпатии В. В. Григорьева к казахскому обществу лишали его позицию явного ориенталистского характера (в саидовском смысле), а цивилизационную миссию России делали менее насильственной по сути. См.: Knight N. Grigor’ev in Orenburg. P. 81. Мы видим, что Григорьев не только предрешал за казахов их будущее, но и определял, что является «естественным» для них, а что привнесенным извне и враждебным их «подлинным» интересам. См.: Батунский М. А. Россия и ислам. С. 275.

Батунский М. А. Россия и ислам. С. 275–280.

По его мнению, вводя в действие «Положение об управлении оренбургскими казахами» 1844 г., правительство преследовало иную цель, чем та, которую видели оренбургские чиновники. Первая задача, согласно В. В. Григорьеву, была только познавательной: «познакомиться ближе с собственно-киргизским кочевым бытом и вытекающими из него гражданскими отношениями народа»; вторая, надзорная — «оставляя киргизов при их суде по своим обычаям, иметь возможность контролировать действия киргизских судей, видеть — решают ли судьи тот или другой случай в сообразности с народными обычаями, или по своему личному произволу»; и, наконец, третья, предписывающая — «с развитием гражданственности между киргизами под попечительным русским управлением заменять и дополнять мало-помалу грубые их обычаи постановлениями русского законодательства». См.: ГАОО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 5716. Л. 54 об.