Стивен Коткин - Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000

России удалось стабилизировать рубль. Инфляция уменьшилась с 2250 % в 1992 году до 840 % в 1993-м, 224 % в 1994-м, а к сентябрю 1996 года оказалась в годовом исчислении близка к нулю, оставаясь после этого в целом на сравнительно низком уровне. Подобно тому как Гайдар дошел до понимания основ политики, Черномырдин познал азы экономической науки. Один из его преемников на посту премьер-министра, Евгений Примаков (1998–1999), несмотря на «патриотическую» риторику в разговорах о восстановлении промышленности, проводил даже более жесткую бюджетную и кредитную политику. Эффективно делать что-либо помимо этого российское правительство было просто не в состоянии [121] Woodruff D. Money Unmade: Barter and the Fate of Russian Capitalism. Ithaca, 1999. P. 99–102. . Реализация всеобъемлющих экономических «реформ» правительством, которое еще только пытается установить контроль над своими финансовыми ресурсами — не более чем иллюзия. Поэтому рекомендации западных советников, независимо от того, считать ли их здравыми или ошибочными, больших последствий иметь не могли. Переход России к рынку не шел и не мог идти по плану. Характерной его чертой стало хаотичное, повальное разграбление теми, кто оказался поближе к кормушке, всего оставшегося от советской эпохи. Корни этого процесса уходили в период до 1991-го, а ветви тянулись далеко в будущее.

В 1970-е годы благодаря экспорту нефти и импорту зерна СССР оказался вовлечен в мировую экономику в гораздо большей степени, чем до того, хотя в 1980-е на его долю по-прежнему приходились микроскопические полтора процента мирового торгового оборота. В условиях планового хозяйства стала неизбежной огромная разница между фиксированными внутренними ценами и мировыми рыночными (внутренняя цена нефти, к примеру, составляла менее 1 % от мировой). Но поскольку внешняя торговля в Советском Союзе была монополией государства, сверхдоходы пополняли государственный бюджет. Однако уже в 1986 году некоторые министерства добились разрешения заняться внешнеторговыми операциями помимо Министерства внешней торговли. А вскоре такая привилегия была распространена на отдельные предприятия и даже на частных лиц (как правило, при условии, что доходы от экспорта они будут использовать для ввоза в страну дефицитных товаров) [122] Boone J. F. Trading in Power: The Politics of Soviet Foreign Economic Relations, 1986–1991. Ph.D. dissertation. Georgetown University, 1998. . Но вместо того, чтобы в соответствии с контрактами ликвидировать нехватку товаров массового спроса, экспортеры начали укрывать свои доходы за границей, используя методы, в свое время разработанные в КГБ для финансирования промышленного шпионажа: деньги выводились через подставные компании и офшорные банки. Иначе говоря, хорошо знакомые постсоветской России способы воровства были отработаны задолго до 1991 года.

Пытаясь преодолеть еще более острый дефицит товаров, в том числе, например, сахара и мыла, Россия пошла на дальнейшую «либерализацию» внешней торговли. Однако внутренние цены на энергоносители оставались под правительственным контролем. Летом 1993 года внутренняя цена на природный газ составляла лишь 10 % от мировой (поднявшись до 20 % к декабрю). Ирония заключалась в том, что, стремясь «либерализовать» торговлю, российское правительство все больше вовлекалось в интриги, связанные с распределением экспортных лицензий. Нужно ли говорить, что страна так и не увидела обещанных экспортерами медикаментов и детских вещей. «Вокруг правительства, — писал Гайдар, — постоянно роилось огромное количество сомнительных личностей, предлагавших очень привлекательные, на первый взгляд, проекты». В качестве оправдания он добавляет, что его близкий друг, российский министр внешней торговли, который и подписывал лицензии на экспорт, «никогда до того не работал в правительстве и все, чем ему приходилось в жизни руководить, так это собственным письменным столом» [123] Гайдар Е. Дни поражений и побед. С. 97, 103. . Однако некомпетентность не являлась главной проблемой правительства (к тому же команда Гайдара была скоро отправлена в отставку). Главной проблемой было то, что российские чиновники использовали должностное положение в своих личных целях [124] Shlapentokh V. Russia: Privatization and Illegalization of Social and Political Life // Washington Quarterly. 1996. 1.19. P. 65–85. .

Подписи бюрократов на официальных документах оплачивались по установленным «тарифам», так что, по словам человека, осужденного в советские времена и получившего средства для создания одного из крупнейших российских «банков», чиновники «практически вывешивали прайс-лист на стенах своих кабинетов» [125] Remnick D. Resurrection. P. 356. . Часто они сами создавали частные компании. И попробуйте бороться со всем этим! Фирмы, не сумевшие получить экспортную лицензию, попросту вывозили те же товары, именуя их в счетах и накладных «детскими игрушками» или «чайниками» и «находя общий язык» с таможенниками. Товары, которые Гайдар на стадии обсуждения вычеркивал из перечня видов продукции с регулируемыми ценами, каким-то образом попадали в окончательные версии списка, подписанные президентом. В 1994 году Черномырдин «ограничил» этот список нефтью и нефтепродуктами, природным газом, цветными металлами, древесиной и рыбой, то есть товарами, которые в совокупности составляли 70 % российского экспорта! Во время этого «рыночного» разгула из страны уплыли суммы, намного превышавшие все кредиты МВФ вместе взятые. Большинство крупных экспортеров просто игнорировало законы, контролировавшие вывоз капитала; некоторые наиболее ловкие пользовались финансовым соглашением, подписанным между СССР и Кипром (это соглашение когда-то обеспечивало операции КГБ, требовавшие секретного перевода средств, а потом так и не было отменено) [126] Klebnikov P.  Godfather of the Kremlin: Boris Berezovsky and the Looting of Russia. N. Y., 2000. P. 98. .

В числе новых лазеек была «офшорная» зона внутри России, в северокавказской республике Ингушетии, создание которой якобы имело целью способствовать притоку инвестиций. Зарегистрированные здесь компании должны были платить «за услуги» ингушским властям и их московским партнерам, а затем получали возможность на законных основаниях игнорировать российские налоговые органы. Пожалуй, наиболее крупная афера была связана с Национальным фондом спорта (НФС), организованным личным тренером президента Ельцина по теннису для «поддержки нуждающихся олимпийцев». Фонд получил право беспошлинно импортировать спортивное оборудование, а затем спиртные напитки и сигареты. НФС контролировал 95 % ввозимого в страну табака и алкоголя и в течение нескольких лет получил таким образом более 1,8 миллиарда долларов. Спортсменам из этих денег не досталось ничего. Поскольку другие «благотворительные» организации пытались подражать НФС, понятие «благотворительность» оказалось настолько растяжимым, что даже газовая монополия Газпром, созданная Черномырдиным в 1989 году, только в 1993 году получила от правительства налоговых послаблений на сумму в 4 миллиарда долларов. Таким образом, причастные к «кормушке» сколачивали фантастические состояния, причем формировались своеобразные «сети дележа награбленного», начинавшиеся на самом верху и доходившие до мелких бенефициаров. С приватизацией подобное обогащение не имело ничего общего.