Пол Кинан - Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761 [litres]

Академия наук служила предметом обсуждения в переписке между Петром и немецким философом Готфридом Лейбницем, начиная с последних лет XVII в. 165 165 Эту переписку см.: Герье В. (ред.). Сборник писем и мемориалов Лейбница, относящихся к России и Петру Великому. СПб., 1873. Задуманная царем модель опиралась на авторитетные европейские образцы, такие как лондонское Королевское общество, Королевская Академия наук в Париже и в особенности Академия наук в Берлине 166 166 McClellan J.E . Science Reorganized: Scientific Societies in the Eighteenth Century. N.Y., 1985. . Историки широко обсуждали роль, предназначенную для Академии наук в России, отталкиваясь от состояния страны и личного стремления Петра модернизировать ее. 167 167 См., например точки зрения: Пекарский П.П. История Императорской Академии наук в Петербурге. СПб., 1870. Т. 1. С. xvii–xxxi; Vucinich A . Science in Russian Culture. London, 1965. Vol. 1. P. 65–74. Но, как убедительно показано в одном сравнительно недавнем исследовании, целью создания Академии было не только утвердить Россию на академической карте Европы (хотя она, несомненно, стала важным исследовательским учреждением), но и способствовать «цивилизации» русской элиты 168 168 Werrett S. Fireworks: Pyrotechnic Arts and Sciences in European History. Chicago, IL, 2010. P. 109–110. . Согласно проекту об учреждении Академии, подписанному 22 января 1724 г., в ее задачи как образовательного учреждения в широком смысле, а также всех ее членов входила обязанность служить «образцом» для России 169 169 ПСЗ. Т. 7. № 4443. 28 января 1724 г. С. 220–224. . Опыт посещения подобных научных учреждений во время Великого посольства показал Петру, что в них культивируется именно такой тип цивилизованного дискурса и внутреннего порядка, развитие которого он желал видеть в российском обществе 170 170 Gordin M. The Importance of Being Earnest: The Early St. Petersburg Academy of Sciences // Isis. 91 (2000). P. 15–16. .

Роль Академии в широком смысле отражена в ее деятельности, описанной в «Проекте». В дополнение к еженедельным собраниям, на которых должны были присутствовать академики и сам государь, чтобы обсуждать ход исследований и оценивать их результаты, академикам полагалось участвовать в открытых заседаниях (именовавшихся «академическими ассамблеями») трижды в год, а также читать публичные лекции 171 171 ПСЗ. Т. 7. № 4443. 28 января 1724 г. С. 220–224. . Хотя в «Проекте» не был детально разработан состав будущей аудитории таких собраний и лекций, по самому штату Академии было понятно, что слушатели будут составлять маленькую и хорошо образованную группу элиты. Тот факт, что в составе Академии на раннем этапе преобладали иностранные ученые, означал, что языками академического общения будут латынь или немецкий, что ограничивало доступность заседаний для публики 172 172 Marker G. Publishing, Printing, and the Origins of Intellectual Life in Russia. 1700–1800. Princeton, NJ, 1985. P. 46. . Нехватка русских, обладающих необходимыми знаниями или интересами, чтобы участвовать в занятиях Академии, еще сильнее сокращала будущую аудиторию. Впрочем, «Проект» предусматривал создание школы (гимназии) и университета при Академии с тем, чтобы в итоге воспитать образованных русских студентов 173 173 О достижениях и неудачах этих двух вспомогательных учреждений см.: Schulze L. The Russification of the St Petersburg Academy of Sciences and Art in the Eighteenth Century // British Journal for the History of Science. 18. 1985. P. 310–311. . Указ об учреждении Академии был издан Петром 28 января 1724 г., но официальное открытие ее состоялось 2 ноября 1725 г., через десять с небольшим месяцев после смерти Петра 174 174 Невская Н.И. (ред.). Летопись Российской Академии наук. Т. I. 1724–1802. СПб., 2000. С. 43. .

Первая публичная ассамблея Академии прошла вскоре, 27 декабря 1725 г., в бывшем доме П.П. Шафирова. Ее посетили царевна Анна Петровна (старшая дочь Петра), ее муж, герцог Голштинский, и еще около 400 высокопоставленных особ 175 175 Протоколы заседаний конференции Императорской Академии наук с 1725 по 1803 год. СПб., 1897. Т. 1. С. 1–2. . Разнообразный состав слушателей ясно показывает, что не все они присутствовали по причинам чисто интеллектуальным. Если образованность архиепископа Феофана Прокоповича была безупречна, то А.Д. Меншиков, хотя он и состоял членом Королевского общества, может быть отнесен к числу тех представителей придворной верхушки, кто явился из политических или светских соображений 176 176 Подробности его избрания можно найти в работе: Appleby J. James Spilman, F.R.S. (1680–1763), and Anglo-Russian Commerce // Notes and Records of the Royal Society of London. 1994. Vol. 48. P. 17–29. . Протокол этой ассамблеи был напечатан в Кенигсберге в конце того же года. В речах, открывавших заседание, подчеркивалась полезная природа подобных собраний. Неудивительно, что профессор физики Георг Бернхард Бильфингер отметил благотворное наследие Петра во внедрении порядка и дисциплины в России, чему в пример привел Академию, а Якоб Херманн, профессор математики, подчеркнул, что следует устраивать цивилизованные научные дискуссии на публичной арене, прежде чем переходить к более конкретным академическим делам 177 177 Эти речи были напечатаны в издании: Sermones in primo solenni Academiae scientiarum imperialis conventu die XXVII decembris anni 1725 publice recitati. SPb., 1725. . Отчет о второй публичной ассамблее Академии, состоявшейся также в доме Шафирова 1 августа 1726 г., строился по тому же шаблону – высокопоставленная аудитория (на этот раз присутствовала императрица), восхваление покойного государя, а затем доклады по научным вопросам 178 178 Протоколы заседаний конференции Императорской Академии наук. Т. 1. С. 5. . Несмотря на то что эти публичные собрания заставляли Академию представать в качестве образцового института, по убедительному мнению С. Уэрретта, они едва ли находили положительный отклик в неакадемических кругах Санкт-Петербурга, ибо целевая аудитория академических ассамблей в основном не интересовалась научными открытиями 179 179 Werrett S. Fireworks: Pyrotechnic Arts. P. 111. . В итоге их забросили и не проводили с февраля 1732 по ноябрь 1749 г., когда снова начались регулярные академические публичные собрания как правило ежегодные (с небольшим пропуском в 1753–1754 гг.) 180 180 Невская Н.И. (ред.). Летопись. С. 111, 137. . Возобновленная академическая ассамблея, приуроченная к празднованию годовщины восшествия на престол императрицы Елизаветы, состояла из знакомых частей. Георг Вильгельм Рихман произнес речь о законах испарения, С.П. Крашенинников выступил с отзывом на нее, а М.В. Ломоносов – с восхвалением императрицы. Эти речи были затем опубликованы, вместе с описанием фейерверков, данных в честь праздника 181 181 Было отпечатано 500 экземпляров. СК. Т. 3. С. 231. . Остальные академические ассамблеи в 1750-е гг. происходили обычно в начале сентября и приходились на именины императрицы. Издание специальных отчетов об этих ассамблеях и других торжествах прекратилось в 1751 г., но описание деятельности Академии наук продолжалось в официальной газете «Санктпетербургские ведомости» до конца рассматриваемого периода 182 182 СК. Т. 3. С. 232. Пример освещения публичных ассамблей Академии в газете см.: СПВ. 1755. № 73. 12 сентября. С. 5. . Академия наук также была широко представлена на европейском уровне, установив связи с научными учреждениями в Париже, Берлине и Упсале и публикуя с 1728 г. свои научные труды в ежегодном журнале, называвшемся «Commentarii academiae scientarum imperialis Petropolitanae» (и переименованном в «Novi commentarii academiae scientarum imperialis Petropolitanae» в 1747 г.) 183 183 МИИАН. Т. 6. С. 105–108, 155. .