Александр Фокин - «Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов

Изучение современных представлений о временах СССР является важной задачей не только в рамках исторических исследований, но и в общественном смысле, если рассматривать идею социального примирения как магистральную. В последнее время российское историческое сообщество активно восприняло идею исследования исторической памяти и представления о прошлом. М. Халбвакс, П. Нора и Я. Ассман активно цитируются в работах, посвященных различным периодам и темам. На основании их концепций проводятся конференции и семинары, публикуются сборники статей и монографии.

Говоря об исследованиях данной тематики, необходимо упомянуть работу Н. Колосова [512] Колосов Н. Память строгого режима: История и политика в России. М., 2011. , в которой он анализирует изменение политики по отношению к прошлому начиная с XIX в. и заканчивая современной эпохой. В центре внимания книги политика последнего времени по отношению советского прошлого и прежде всего к Сталину и Великой Отечественной войне. Исследования массовых представлений основываются на социологических опросах как современных, так и начала 1990-х гг. Если вынести за скобки идеологическую ангажированность работы, направленную на развенчание и осуждение советского прошлого и личные отношения автора с рядом историков, то с динамикой мемориальной политики в современной России, описанной автором, можно согласиться. Минусом книги Н. Колосова выступает факт, что исследуются, прежде всего, государственная политика (определение «правильного» школьного учебника, архивная «контрреволюция», практики празднования исторических дат и т. д.) и позиция исторического сообщества по отношению к советскому прошлому. Объясняя социологические данные, автор апеллирует к этим двум областям, подразумевая, что они оказывают наибольшее влияние на коллективную память. Массовая культура в книге упоминается вскользь [513] Там же. С. 162. , со ссылкой на статью В. Шляпентоха, посвященную историческим фильмам при «путинском режиме» [514] Shlapentokh D. Russian History and the ideology of Putin’s regime through the window of Contemporary Russian movies // Russian History. 2009. № 36/2. P 278–301. . В условиях распада «больших нарративов» на смену традиционным, «жестким», приемам формирования исторической памяти приходят «мягкие», «неформальные», которые тесным образом связаны с массовой культурой.

Более близка по тематике статья Г. Янковской [515] Янковская Г. А. Ностальгия в стиле социалистического реализма в культурной памяти постсоветской России 1990-х гг. // Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Челябинск, 2004. С. 347–357. , в которой показано, как современная российская культура активно использует элементы «социалистического реализма», причем, прежде всего, сталинского периода. Галина Александровна, констатируя факт подобной стилистической ностальгии, не может объяснить ее причину.

Я. Ассман в своей концепции выделяет культурную память, которая, в отличие от коммуникативной памяти, нуждается в поддержке и распространении социально обусловленными институтами [516] Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004. С. 57. . Исходя из этого, можно говорить о том, что для молодого поколения россиян советский опыт переходит из одного типа памяти в другой. Образы советского прошлого для них оказываются искусственно сформированными. Существует несколько крупных источников по наполнению этих образов: 1) связь поколений и рассказы старших о своем советском опыте, 2) школьный или вузовский курс истории, 3) массовая культура. Отдельно конечно необходимо рассматривать коммеморационные практики, многие из которых уходят корнями в советское прошлое. Если 7 ноября пытаются поставить на второй план, подменив его празднованием Дня народного единства, то 9 мая становится важнейшим праздничным событием. Масштабное празднование 50-летия первого полета человека в космос показывает, что государство пытается активно использовать элементы советского прошлого ради своих целей. Большинство таких коммеморационных мероприятий сопровождаются активной информационной компанией в массовой культуре. В особых случаях к датам приурочивают выпуск полнометражных фильмов, в качестве примера можно привести «1612» к Дню народного единства, «Тарас Бульба» к юбилею Н. В. Гоголя, «Утомленные солнцем: Предстояние» к 65 годовщине победы в Великой Отечественной войне. Но основная масса коммеморационных медиапродуктов появляется в СМИ. Радио, газеты, телевидение выпускают тематические номера или специальные проекты. С одной стороны, их функции объяснительные и их можно сопоставить с мифами в традиционных обществах, которые должны вербализировать и интерпретировать ритуалы. СМИ дают инструкции, как отмечать памятные даты, и помогают обществу «вспомнить заново» то или иное событие. Если для людей старшего поколения многие даты являются важной частью жизненного мира, то более молодые поколения, процесс социализации которых проходил в период разрушения советской политики памяти, нуждаются в «мемориальных костылях». В их качестве для основной массы населения выступают как раз скорее СМИ, чем традиционные формы передачи исторической памяти вроде исторических курсов в учебных заведениях разного уровня. С другой стороны, СМИ не могут упустить из своего внимания «точки памяти», поскольку повышенное внимание людей ко всему, что связанно с ними, позволяет активно реализовывать медиапродукты.

Важным теоретическим вопросом является проблема соотношения формирования и отражения коллективных исторических представлений в медиасреде. Книги, фильмы, игры, СМИ, с одной стороны, могут воспроизводить и поддерживать уже существующие массовые представления. С другой стороны, государственные или общественные институты с помощью их могут бороться с доминирующей исторической концепцией, предлагая «контрпамять». В произведениях искусства это еще осложняется позицией автора, который может выражать свое субъективное миропонимание, а также жанровой спецификой. Автоматически рассматривать медиапродукты как отражение коллективной памяти неправомерно.

В данном тексте основное внимание будет уделено образам советского, которые возникают и функционируют в современной отечественной массовой культуре. Прежде чем приступить непосредственно к описанию результатов исследования, необходимо сделать несколько важных терминологических замечаний. Возможность широкой трактовки терминов является и достоинством, и недостатком гуманитарного знания. Что касается понятия «советского», словарь русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова дает следующее определение: Советский — 1) Прил., по знач. связанное с социалистической организацией власти Советов и общества эпохи диктатуры рабочего класса; 2) Находящийся, происходящий в СССР, в стране советов; 3) Соответствующий мировоззрению и практическим задачам рабочего класса, преданный советской власти; 4) Прил., по знач. связанное с деятельностью в советах; 5) Прил. к совет. в 3 и 4 значении [517] Советский // Толковый словарь русского языка: в 4 т. / под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1935–1940. . В обыденной и исследовательской традициях закрепилось понимание этого определения как первое из приведенных, то есть хронологически советское обозначается как 1917–1991, а территориально ограничено рубежами РСФСР / СССР. Применительно к другим странам используют термины социалистический или коммунистический режим. При этом часто происходит отождествление двух понятий. Уже упоминавшийся Н. Колосов может выступить как показательный пример, поскольку он фактически ставит знак равенства между «сталинизмом» и «советскостью». Это связано с зарождением советологии, которая институционально оформилась в послевоенные годы и именно на материале 1930–1950-х гг. строила свои схемы, в том числе и теорию тоталитаризма. В дальнейшем, ревизионисты тоже сосредоточили свое внимание на этом историческом периоде, и получилось, что история страны до прихода И. В. Сталина к власти рассматривается как предпосылки, а после — как последствия его руководства. Сталинский период становится смысловым центром советской истории. С этим, конечно, еще связана дискуссия об общих и отличительных чертах советского и нацистского режима. «Большой террор», система лагерей ГУЛАГа, преследование инакомыслящих и т. п. — все это позволяет говорить о схожести двух режимов, а значит, о необходимости осуждения сталинизма как явления, а следовательно, и всего советского строя. При этом за период с 1917 по 1991 г. как государство, так и общество прошли сложный путь развития. СССР времен «Перестройки» и даже брежневского периода гораздо ближе к современной России, чем к РСФСР времен Гражданской войны. Но мы живем в постсоветском периоде, а Я. М. Свердлов и Е. К. Лигачев жили в советском. Возможно, следует говорить не о целостном советском периоде, а о советских периодах, которые переходили один в другой.