Борис Каракаев - Средневековье

Свадебное торжество открывалось процессиями, сопровождавшими жениха и невесту в церковь. Отправлялись они в церковь не вместе Невеста ехала с подругами, а иногда также и с шаферами в экипаже, запряженном четверкой. На невесте – красное атласное платье, кисейный воротник, богато отделанный серебром пояс. На голове у неё легкий венец, осыпанный жемчугом. Жемчуг и великолепное золотое шитье покрывают её башмаки. Жених со своими провожатыми ехали верхом. И перед невестой, и перед женихом двигались музыканты с флейтами, скрипками, трубами и барабанами. Само собою разумеется, что процессии эти совершались и пешком в тех случаях, когда церковь была близко.

Когда процессия приближалась к собору начинался колокольный звон. Чтобы пономарь не ленился и не скупился, его угощали вином. После процедуры бракосочетания из собора первым выходил жених. Дойдя до дома своего тестя, он не входил в дом, а дожидался молодой. Когда последняя подходила к дому, он встречал ее. Слуга приносил поднос с фляжкой вина и стаканом. Наполненный вином стакан обходил всех присутствующих гостей, после них пил молодой, а за ним новобрачная. Выпив вино, она перебрасывала кубок через голову. После этого один из шаферов снимал с новобрачного шляпу и покрывал ею голову его молодой жены. Этот обряд как бы облекал ее властью. Сейчас же она первая входила в дом, а за ней все остальные.

С наступлением полночи составлялась новая процессия. Невесту отводили в назначенный для этого покой. Большей частью ее сопровождали родные и шафера, но случалось, что провожатыми делались все присутствующие.

Когда процессия приходила в опочивальню, шафер усаживал молодую и снимал с её левой ноги башмачок. Этот башмачок передавался потом одному или нескольким холостякам, бывшим на свадьбе. Надо предполагать, что этим подарком высказывалось пожелание, чтобы получающий его поскорей оставил холостую жизнь.

Следующий за свадьбой день начинался тем, что молодые обменивались подарками.

Городские советы постоянно стремились уменьшить расходы, соединенные со свадьбами, и, между прочим, ограничивали свадебное торжество одним только днем. Так было, например, в Нюрнберге. Городской совет, определив точно число лиц, приглашаемых на свадьбу, разрешал приглашать лиц не бывших на свадьбе, преимущественно подруг невесты и ее знакомых дам, на другой день после свадьбы. Для этого устраивался завтрак, главным личные печенья, овощи, сыр, вино, но яичница первенствовала и украшалась искусственными цветами.

Вечер второго дня заканчивался весьма оригинальным «кухонным танцем». Приглашенные, вопреки постановлениям городских властей, гости становились при этом зрителями. Танцевала прислуга, при чем каждый из слуг имел при себе какой-нибудь предмет своей специальности, повар – ложку, заведовавший вином – кружку и т. п.

На третий день после свадьбы, если, впрочем, последняя происходила летом, совершалась веселая прогулка в разбитый за городскими стенами сад.

Все свадебные торжества заканчивались тем, что новобрачных отводили в их собственный дом. Но бывали случаи, когда молодая долгое время вместе с мужем проживала в доме своих родителей. Нередко подобное проживание предусматривалось контрактом.

Самым излюбленным местом для прогулок в средневековом городе были площадь или кладбище. Праздники были цикличны и напрямую связывались с временами года.

Во Франкфурте зажиточная и знатная молодежь по-своему провожала зиму . Дело происходило в самом городе. Нарядившись в белые купальные костюмы, они носили по городским улицам одного из своих товарищей на носилках, покрытых соломой. Товарищ должен был изображать скончавшуюся зиму, а все остальные представляли похоронную процессию.

Обойдя город, они заканчивали свое празднество в каком-либо погребе за кружками вина, пели и плясали.

Во время праздника встречи весны горожане несли с собою в поле соломенное чучело, изображавшее зиму или смерть, и здесь или топили его, или бросали в костер. Вся эта церемония сопровождалась весенними песнями.

Особенно чествовали везде первое число Мая месяца. Во многих городах этот древний народный праздник справлялся с особенными церемониями. В этот день буквально наступало царство цветов. Цветы и зелень были всюду: и в церквах, и в домах, и на одеждах. Молодежь выбирала из своей среды распорядителя майского праздника, так называемого «майского графа или короля». Майский граф выбирал себе из девушек «майнну». В лесу рубили деревцо, привозили его на место потехи, устанавливали там, и вокруг этого «майского дерева» царило бесконечное веселье, в котором принимали участие и старый, и малый.

В других местах избранный майским графом, в сопровождении, своей тут же составившейся свиты, выезжал из города в соседнюю деревню. В лесу нарубался целый воз березок. Срубали их в присутствии майского графа и его свиты. Когда воз со свежей зеленью выезжал из лесу, на дороге нападала на него и отбивала его толпа горожан. Это должно было означать, что лето завоевано, что оно в их власти. Тут же зелень расхватывалась присутствующими, как какая-то драгоценность. Обыкновенно майский праздник сопровождался стрельбою в цель.

Цех стрелков, разумеется, старался в этом случае отличиться на славу. Призы, раздававшиеся самым ловким стрелкам, состояли из серебряных ложек и других предметов из того же металла. Общество стрелков Рейнских городов приглашало иногда на свои праздники жителей соседних больших городов.

Чрезвычайно интересно праздновался также Иванов день – древнейший праздник во славу солнца. В это время – по древним верованиям – благословение проносится над каждою нивой, как благодатный ветерок, чудодейственные силы изливаются во всей своей полноте Ночь перед этим днем горожанин проводил за городом. Когда наступали сумерки, на возвышенных местах разводились костры – «Ивановы огни», на высоком берегу реки зажигались деревянные обручи и скатывались вниз, к воде. Остававшиеся на эту ночь в городе также веселились. На городских площадях зажигали костры, через них перескакивали, вокруг них танцевали. Итальянский поэт Фанческо Петрарка описывает подобное празднество, бывшее в Кельне. «Когда наступили сумерки, из узких городских улиц потянулись к Рейну толпы женщин. Они были одеты в праздничные платья, украшены в изобилии благоухающими травами и цветами. Они двигались, бормоча какие-то странные, непонятные слова. Двигающаяся вереница спускается наконец к самой реке, и каждая из участниц процессии умывает себе руки речною водой».

Символическое значение обычая очевидно. Умывая руки в реке, несущей свои воды, а также и те капельки, которые падают с умываемых рук, в далекое море, женщины как бы смывали прочь всякое горе, всякие бедствия, заставляя реку уносить их подальше от города, от их жилищ, от их семейных очагов. В том же городе перед Ивановым днем появлялись на базар пробуравленные со всех сторон глиняные горшки. Эти горшки быстро раскупались девушками-горожанками. Наполнив их высушенными лепестками роз, девушки вешали горшки где-нибудь повыше, над балконом, под кровлей. Наступал, наконец, ожидаемый вечер, и они зажигали их, как фонари. Был еще обычай кидать в огонь разные травы и при этом приговаривать, чтобы подобно сгораемой траве сгорело и всякое горе.