Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

В минуты кризиса коммунистическое руководство начинало волноваться еще больше. После смерти Ленина, последовавшей в январе 1924 года, Дзержинский направил телеграммы всем офицерам ОГПУ, приказывая внимательно следить за «настроением масс» и уделить особое внимание монархистам, белогвардейцам и другим контрреволюционерам [746] РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 287. Л. 19. . Во время военной тревоги 1927 года ОГПУ выпустило особый доклад «О реагировании различных слоев населения СССР на опасность войны». В числе прочего доклад перечислял «антисоветские» группы, которые могут воспользоваться надвигающейся войной, и предупреждал, что кулаки проводят «антисоветскую агитацию» и даже готовятся к осуществлению «вооруженных действий» [747] Там же. Ф. 17. Оп. 85. Д. 289. Л. 2–19. . Как мы видим, усиление внешней угрозы требовало более высокой бдительности по отношению к внутренним врагам. Руководители партии и тайной полиции боялись одновременного нападения со стороны капиталистических стран и со стороны внутренних врагов — и этот страх впоследствии приведет к использованию государственного аппарата насилия.

«Социалистическое наступление» партийных деятелей в начале 1930-х годов привело к дальнейшему расширению слежки. В годы коллективизации число докладов о положении в сельской местности, составленных ОГПУ, значительно выросло. Используя свои стандартные методы — перлюстрацию писем, сообщения осведомителей и наблюдения агентов, — тайная полиция выпускала специальные доклады о «коллективизации и политических настроениях в деревне», «кулацком терроре» и т. д. В докладах содержались выдержки из личной переписки крестьян, в том числе тех, кого выслали как кулаков, и анализировалась связь между трудным материальным положением новосозданных колхозов и неудовлетворительным моральным состоянием колхозников [748] Danilov V., Berelowitch А. Les Documents de la VCK-OGPU-NKVD sur la Campagne Soviétique 1918–1937 // Cahiers du monde russe. 1994. Vol. 35. No. 3. Р. 633–682, здесь Р. 636–646. . Один доклад сообщал, что кулаки агитируют против колхозов, бедняки готовы конфисковать имущество кулаков, а середняки беспокоятся, что могут стать следующей мишенью коллективизации [749] Rapports Secrets Soviétiques. Р. 116–117. .

Суровый дефицит продуктов питания и голод, начавшиеся в результате коллективизации и реквизиции зерна, привели в 1932–1933 годах к новому кризису. Партийные деятели направляли руководству срочные сообщения о том, что люди умирают от голода в пострадавших регионах Украины, Северного Кавказа и Поволжья [750] Ibid. P. 147–159. . Одновременно нехватка зерна и сокращение рационов в городах привели к широчайшим волнениям, в том числе к забастовкам рабочих. Поскольку партийные лидеры правили страной от лица рабочего класса, их особенно обеспокоили именно протесты со стороны рабочих. Советским руководством были выпущены особые доклады о волнениях — в частности, о волне забастовок среди текстильных рабочих Ивановской области [751] См.: Rossman J. J. Worker Resistance under Stalin: Class and Revolution on the Shop Floor. Cambridge (Mass.), 2005. Подробнее о забастовках см.: Filtzer D. Soviet Workers and Stalinist Industrialization: The Formation of Modern Soviet Industrial Relations, 1928–1941. New York, 1986. Р. 81–85; ГАРФ. Ф. 5475. Оп. 13. Д. 276. Л. 9; Там же. Д. 426. Л. 76. .

Хотя экономические кризисы и политическое недовольство сами по себе являлись причиной для того, чтобы следить за населением, у партийных лидеров имелись и более общие основания продолжать отслеживать его образ мыслей. Они стремились превратить слаборазвитую сельскую страну с полуграмотным крестьянским населением в современное, индустриализированное социалистическое государство с многочисленным, политически сознательным пролетариатом. Ликвидация капитализма и частного земледелия и их замена государственной экономикой и коллективизированным сельским хозяйством сами по себе означали распространение государственного контроля на все аспекты экономической жизни. Попытка партийных деятелей мобилизовать людские ресурсы для индустриализации требовала еще лучшего представления о населении страны. Возможно, особенно важную роль играла цель, которую поставило перед собой партийное руководство: привить людям новый вид сознательности, фундаментально изменив их образ мыслей и действий. Для достижения этой цели требовалось досконально изучить образ мыслей населения, а также усилить работу над политическим просвещением. Как констатировал один партийный чиновник, советских граждан нужно было приучить нести на своих плечах «все трудности работы по организации социализма» [752] ЦАОПИМ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 221. Л. 53. .

Официальные доклады, выходившие в 1930-е годы, отмечали живучесть мелкобуржуазного поведения и призывали удвоить усилия по прививанию рабочим надлежащей политической сознательности. К примеру, чиновники возмущались тем, что значительные группы населения продолжают верить в Бога и участвовать в богослужениях, поэтому немало усилий тратилось на пропаганду атеизма [753] ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 13. Д. 76. Л. 51; Там же. Ф. 7952. Оп. 3. Д. 522. Л. 1–4; ЦАОПИМ. Ф. 432. Оп. 1. Д. 220. Л. 25–26. См. также: Husband W. B. «Godless Communists»; Peris D. Storming the Heavens. . Кроме того, в партийных и правительственных докладах содержались сетования на широко распространенное пьянство и на то, что рабочие предпочитают выпивку и игру в карты официально предписанным видам досуга [754] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 255. Л. 66; ЦАГМ. Ф. 1289. Оп. 1. Д. 173. Л. 1. . Поскольку главным приоритетом была индустриализация, особое внимание в партийных докладах уделялось повышению производительности труда рабочих, причем отмечалось, что лучшим средством для достижения этой цели будет насаждение политической сознательности. Один доклад призывал «воспитать массу политически неразвитой молодежи, которая пришла из деревни» на фабрику. Другой провозглашал величайшей задачей партии «перевоспитание вновь пришедших на заводы в духе, способствующем выполнению исторических задач пролетариата» [755] ЦАОПИМ. Ф. 635. Оп. 1. Д. 69. Л. 16; Там же. Ф. 432. Оп. 1. Д. 50. Л. 169. . Хотя в докладах партии и тайной полиции ответственными за негативные настроения среди народа часто назначались антисоветские агитаторы, нередко указывался и недостаточно высокий уровень образования и пропагандистских мер [756] Davies S. Popular Opinion in Stalin’s Russia. Р. 14. . Таким образом, благодаря слежке появлялся стимул для дополнительной работы по политическому просвещению, а также выяснялось, среди каких социальных групп такую работу нужно проводить в первую очередь.

Другим измерением советской системы слежки, способствующим ее широкому распространению, стало государственное поощрение доносов [757] Общий обзор этого феномена см. в работе: Fitzpatrick S. Signals from Below: Soviet Letters of Denunciation during the 1930s // Accusatory Practices: Denunciation in Modern European History, 1789–1989 / Eds. F. Gellately and R. Gellately. Chicago, 1997. P. 85–120. . Хотя надзор по большей части осуществляли тайная полиция и партия, советские чиновники способствовали развитию практики народной слежки, позволявшей рабочим и крестьянам доносить на своих начальников и друг на друга [758] Более подробное рассмотрение этой практики представлено в работе: Hooper C. V. Terror from Within. Ch. 2. . С самой революции партийные деятели стремились вовлечь массы в дело поддержания порядка в новом социалистическом обществе. Вскоре после захвата власти Ленин призвал к «сотрудничеству массы рабочих и крестьян в учете и контроле за богатыми, за жуликами, за тунеядцами, за хулиганами». Он объяснил, что «земля, банки, фабрики, заводы перешли в собственность всего народа», и призвал к «всенародному контролю» за «врагами социализма» [759] Ленин В. И. Как организовать соревнование? // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М., 1974. Т. 35. С. 200. Эта статья была перепечатана в «Правде», в номере за 20 января 1929 года — в начале первой пятилетки, когда вновь послышались призывы к народному участию в управлении. . Кроме того, партийные лидеры считали, что участие народа позволит разрушить барьеры между государством и массами и станет заслоном на пути бюрократизма [760] Примечательно, что мобилизация рабочих и крестьян для контроля над бюрократами привела к необходимости создания новых слоев бюрократии. См.: Hooper C. V. Terror from Within. Р. 80. . Такие учреждения, как Рабоче-крестьянская инспекция (Рабкрин) и «Легкая кавалерия» комсомола, дали возможность высказаться служащим, желавшим обвинить свое начальство в коррупции или некомпетентности [761] См.: Rees E. A. State Control in Soviet Russia: The Rise and Fall of the Workers’ and Peasants’ Inspectorate, 1920–1934. Basingstoke, 1987. . Советские газеты, пользовавшиеся услугами рабкоров (рабочих корреспондентов) и селькоров (сельских корреспондентов), часто публиковали рассказы о плохом управлении фабриками и колхозами [762] О советских газетах см.: Brooks J. Thank You, Comrade Stalin! Soviet Public Culture from Revolution to Cold War. Princeton, 2000; Lenoe М. Closer to the Masses: Stalinist Culture, Social Revolution, and Soviet Newspapers. Cambridge (Mass.), 2004; Mueller J. K. A New Kind of Newspaper: The Origins and Development of a Soviet Institution: Ph.D. diss. University of California, Berkeley, 1992; Coe S. Peasants, the State, and the Languages of NEP: The Rural Correspondents’ Movement in the Soviet Union, 1924–1928: Ph.D. diss. University of Michigan, 1993. . Изучение этой практики, появившейся в 1920-е годы и широко распространившейся в 1930-е, позволяет лучше понять, под какой угрозой разоблачений со стороны народа находились элиты [763] К 1934 году в распоряжении Рабкрина было около 750 тысяч активных волонтеров, вдобавок к которым он мобилизовал в предыдущем году 4,74 миллиона человек на массовые рейды. В расследованиях, проводимых «Легкой кавалерией», принимали участие четверть миллиона комсомольцев. См.: Hooper C. V. Terror from Within. Р. 94–95. .