Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Кроме того, я рассмотрю вопрос, как именно осуществлялись советскими деятелями столь масштабные программы государственного насилия, и продемонстрирую бюрократические, судебные и полицейские структуры, позволявшие высылать, заключать под стражу и казнить значительное число людей. Также я обращу внимание на технологии социального отсечения, которыми эти деятели пользовались. Некоторые из технологий, например концентрационные лагеря, впервые были разработаны в контексте колониализма, а во время Первой мировой распространились по всей Европе. В ходе Гражданской войны в России советское правительство (как и белые армии) активно применяло депортацию и интернирование, и эти практики стали неотъемлемой частью советской системы лагерей. Вдобавок ко всему именно в годы Гражданской войны советское правительство учредило тайную полицию, которая впоследствии осуществляла бóльшую часть сталинского государственного насилия.

Наконец, я покажу, каким именно образом методы и инструменты государственного насилия оказались неразрывно связаны с целями преобразования общества. В ходе раскулачивания советское правительство причислило несколько миллионов крестьян к кулакам и разделило их на несколько категорий, служивших для обозначения, кого лишить собственности, кого выслать, а кого казнить. Это масштабное применение государственного насилия вызвало сопротивление и волнения, что, в свою очередь, привело к более жестким мерам контроля над обществом, в том числе к введению системы внутренних паспортов [878] Shearer D. R. Policing Stalin’s Socialism. P. 5–6. . В конце 1930-х годов советские лидеры, считая, что они построили социализм и находятся перед лицом растущей угрозы со стороны иностранных государств, решили раз и навсегда покончить с внутренней оппозицией и потенциальной пятой колонной при помощи еще одной масштабной волны насилия [879] О социально-политической динамике, ставшей фоном к тому, что называют «Большой террор», см.: Rittersporn T. G. Stalinist Simplifications and Soviet Complications: Social Tensions and Political Conflicts in the USSR. Philadelphia, 1991; Getty J. A. Origins of the Great Purges: The Soviet Communist Party Reconsidered, 1933–1938. New York, 1985; Goldman W. Z. Terror and Democracy in the Age of Stalin: The Social Dynamics of Repression. New York, 2007. О внешней угрозе как о мотиве сталинских репрессий см.: Khlevniuk О. The Objectives of the Great Terror, 1937–1938 // Soviet History, 1917–1953: Essays in Honor of R. W. Davies. Basingstoke, 1995. Р. 158–176; Idem. The Reasons for the «Great Terror»: The Foreign-Political Aspect // Russia in the Age of Wars, 1914–1945 / Eds. S. Pons and A. Romano. Milan, 2000. P. 159–169; Rees E. A. The Great Purges and the XVIII Party Congress of 1939 // Centre-Local Relations in the Stalinist State, 1928–1941 / Ed. E. A. Rees. Basingstoke, 2002. P. 191–211; Pons S. Stalin and the Inevitable War, 1936–1941. London, 2002. Другие цитаты и обзор дискуссий о сталинском насилии см. в кн.: McDermott К. Stalin: Revolutionary in an Era of War. New York, 2006. Р. 104–109. . Таким образом, главную роль в государственном насилии сталинского строя играли историческая случайность и события на мировой арене.

Я не утверждаю, что социологическое разделение общества на различные категории и метод социального отсечения сами по себе стали причиной советского государственного насилия. СССР высылал людей, заключал их в лагеря и казнил, выполняя решения партийных деятелей, не признававших каких-либо границ своих полномочий и обладавших бесконечной диктаторской властью. Каталогизация общества, технологии социального отсечения, высокий уровень централизации бюрократического и полицейского аппаратов были необходимыми условиями, позволявшими партийным лидерам осуществлять государственное насилие. Таким образом, я считаю, что разделение общества на категории и социальное отсечение являются необходимыми концептуальными и практическими условиями советского государственного насилия, но не его причинами. Эти условия возникли и в других странах, однако за вычетом таких исключений, как нацистская Германия, не привели к масштабному государственному насилию. Непосредственной его причиной была та безжалостная решительность, с которой сталинское руководство стремилось уничтожить «кулаков» в годы коллективизации и потенциальную пятую колонну накануне Второй мировой войны. Сталин и его соратники использовали существовавшие на тот момент технологии государственного насилия ради своих целей революционного преобразования и обеспечения государственной безопасности.

Чтобы осветить концептуальные и технические истоки разделения общества на категории и социального отсечения, я буду использовать два разных подхода. Прежде всего я обращу внимание на развитие науки об обществе и покажу, как социологи, психологи и криминологи XIX века пришли к представлению о злокачественных вкраплениях в социальном теле и практических шагах по их устранению. Затем я рассмотрю влияние колониализма, а именно — как колониальный подход способствовал разделению туземных народов на категории и порождал новые технологии изоляции групп, считавшихся социально или политически опасными. Эта практика социальной каталогизации и устранения сыграла важную роль в появлении последующих форм советского государственного насилия.

Конечно, политические лидеры не стеснялись применять силу против населения своих стран и задолго до Нового времени. На протяжении всей истории человечества правители убивали, ссылали, порабощали своих подданных, в особенности после военного завоевания, а также в ответ на реальные или воображаемые угрозы своей власти. Но лишь в эпоху модерна государство обратилось к социологическим исследованиям, нацеленным на решение общественных проблем путем разделения людей на категории. Достижения ученых XIX века — экономистов, демографов, психологов, криминологов — позволили выявить группы и типы индивидов, которые, как считалось, угрожали политическому или общественному порядку. В результате развития этих дисциплин на смену традиционной метафоре отношений между индивидом и обществом пришла концепция отдельных личностей как неотъемлемых частей социального тела. Она подразумевала, что болезнь индивида или его отклонение от нормы могут повредить обществу в целом [880] См.: Gallagher С. The Body versus the Social Body in the Works of Thomas Malthus and Henry Mayhew // Representations. 1986. Vol. 14. Р. 83–106. .

В Западной Европе социальные реформаторы и государственные чиновники сосредоточили свое внимание в первую очередь на городской бедноте, считая, что эта группа населения представляет угрозу для здоровья и безопасности общества. Некоторые даже увлеклись конструированием физического стереотипа низших классов, описывая рабочих такими же терминами, как и преступников: «уродливые», «отталкивающие», «невежественные». Эти старания отражали общее представление о том, что рабочие, преступники и иммигранты представляют собой часть городской клоаки, кишащей болезнями и преступлениями, — питательной почвы для возникновения мятежных толп [881] Chevalier L. Laboring Classes and Dangerous Classes in Paris during the First Half of the Nineteenth Century / Transl. F. Jellinek. New York, 1973. Р. 369, 413. См. также: Jones G. S. Outcast London: A Study in the Relationship between Classes in Victorian Society. Oxford, 1971. . С целью предотвратить политические беспорядки и притупить остроту таких общественных проблем, как преступность, бедность и инфекционные заболевания, власти все чаще инспектировали подобные районы и составляли статистику, которая, в свою очередь, подталкивала их к вмешательству с целью регулировать или устранять «злокачественные» группы населения.