Олег Будницкий - Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции

Письма сопровождаются кратким комментарием. В тех случаях, когда об упоминаемых в переписке персоналиях более подробную информацию можно найти в общедоступных справочных изданиях, в том числе в биографическом словаре «Российское зарубежье во Франции (1919–2000)» (М., под ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской), аннотированном именном указателе в книге О. В. Будницкого и А. Л. Полян «Русско-еврейский Берлин» (М.: Новое литературное обозрение, 2013. С. 410–487), приводимые сведения носят минимальный характер.

17. II. 38 [575]

Дорогой Алексей Александрович,

Очень рад был получить Ваше письмо. Читали Ваше письмо к Борису Исаковичу [576]. Так же как и Вы, считаю положение русских дел после решения по д[елу] Бельмонта очень тяжким. Здесь некоторые юристы (И. Б. Гуревич [577], Шефтель [578]) возлагают надежды на те оговорки, к[ото]рые сделал Суд в своем решении, опять вспоминают знаменитые циркуляры Наркоминдела (впрочем, уже из того же источника взятые обратно), прибегают к неправильному толкованию декрета о национализации и т. п., и все же я не думаю, чтобы было возможно или легко добиться изменения практики Суда, подтвержденной, говорят, уже новым решением. Предстоит здесь новый доклад на эту тему Я. М. Шефтеля, к[ото]рый заготовил и соотв[етствующую] статью для Clunet [579]. Кстати, в Вашингтоне имеется, вероятно, и хорошая юридич[еская] библиотека. Выписывает она франц[узские] юрид[ические] журналы? Если нет, попрошу Шефтеля послать Вам оттиск статьи.

Если бы не неизвестность, Вы бы, вероятно, были бы очень довольны Вашим теперешним строем жизни. Мне иногда казалось, что адвокатурой в эмигрантских условиях (украшением которой Вы все же были) Вы занимались немного à contre-cœur [580]. Мы с Б[орисом] И[саакови]чем решили, что Вы несомненно сделаете хорошую научную карьеру и будете в университете на своем месте. Так, мы без Вашего ведома планировали Ваше будущее: признак нашей веры в то, что Вы in dieser Hinsicht was leisten können [581].

Сегодня мы все удручены капитуляцией Австрии [582]и бессилием Англии и Франции противостоять наглому напору Гитлера.

И все ближе и ближе Европа подвигается к тому моменту, когда кроме войны нет другого исхода, разве бы сама судьба вмешалась в дела наши.

У нас все по-старому. Живем очень тихо. Редко где бываем. Вечера проводим больше всего дома. Здоровье мое в порядке. О. М-на [583]чувствует себя усталой. Надеемся на Пасху поехать куда-нибудь дней на 10.

У нас все очень благополучно. Горе большое у Беленьких, Осе, мужу Софии Адольфовны, пришлось ампутировать ногу (тромбоз) и привело к серьезной опасности. Мы со страхом ждем письма от Наты [584].

Внук — добрый англичанин: здоровый, веселый и верит в свое будущее. Временные неприятности (делал зубки) переносил стойко. Судьбы Австрии и Европы его не беспокоят. Истый брит, он знает, что время работает в его пользу.

Лева [585]имеет в Рио представительство сев[еро]-амер[иканских] фирм. Надеется успеть [уехать?]. Жара в Рио ему очень нравится.

Из Берлина известия неважные. Говорят, общее недовольство. «Nicht zum aushalten» [586], так определил бывший у меня немец-ариец, вполне благополучно в Германии устроенный. Писал Вам Б. И. про Юдсиса? Он арестован и предан суду за растраты и обманы. Сидит очень крепко. Хорошую услугу оказал он делу немецких евреев!! В тюрьме он повесился.

Желаю Вам успехов, здоровья. Евгении Львовне [587]и Вам сердечный привет от О. М. и меня. Ваш

Б. Гершун

Париж. 15 мая 1938 [588]

Дорогой Алексей Александрович,

Вашему письму был очень рад. Не имея долго от Вас письма, опасался, что наша переписка оборвалась, и пустота вокруг меня стала еще больше. Старость заключается в том, что человек для окружающих часто умирает раньше, чем наступает его физическая кончина. Кругом валятся люди, сверстников становится все меньше, молодые имеют свою жизнь и свое окружение или составляют чужое окружение, а старик замечает, что он уже eine Leiche auf Urlaub [589]. И комизм заключается в том, что сошедший со сцены внутри еще считал себя актером, а сцены-то уже давно нет.

Вот Ваше милое письмо меня обрадовало, дав чувство, что я еще не всеми забыт.

А о том, что ст. 29 Вв. закона изменена, я узнал из Америки. Я, правда, слышал, что там идет усердный пересмотр гражд[анских] законов: искоренение либеральных иудомасонских правовых идей.

По поводу решения по д[елу] Моск[овского] Страх[ового] Об[щест]ва я не так оптимистичен, как Вы. Мне Б[орис] Исак[ович] Элькин подробно рассказал содержание состоявшегося решения и показал свои письма к амер[иканскому] адвокату и к Вам. Циркуляры Н. И. Д. [590]— плохая база; циркуляры — не закон, а мнение данного комиссара, кстати, взятое обратно. По существу решение, конечно, верное, но обоснование слабое. Поживем, увидим.

Бедный О. Беленький умер трагически. Он внезапно в метро почувствовал боль в ноге, не мог двинуться, его отвезли в клинику. Оказалась эмболия [591], сняли ногу, но это уже не помогло, отравление крови, и он в мучениях скончался. В 35 л[ет]! Такой милый. Бедная Соня обезумела. Вся семья Б[еленького] теперь (молодые и старики Беленькие и Соня) остаются там жить. А меж тем Надя вышла замуж за врача — немецко-русского эмигранта Herzberg’а и очень счастлива!

На Пасху мы уехали к морю, но было так холодно, комнаты нетопленые, и мы через три дня удрали в нашу теплую уютную квартиру.

Лето (т. е. авг[уст]) собираемся провести вместе с Фернеями — у моря, где-ниб[удь] в Нормандии или в Бретани. А пока уже оказались в лете, так как после зимних холодов (в апр[еле] — начале мая) наступило тепло. От деревьев [два слова нрзб] идет аромат, к[оторы]м не надышишься, и на нашем бо-сежуре [592]очень хорошо, так что даже забываешь о все растущей дороговизне и повышенных налогах. С меня требуют в этом году одного квартирного налога уже 4000 фр., квартира тоже вздорожала (из‐за стоимости топлива), и мы подумываем о переезде в меньшую квартиру.

С Элькиными встречаемся сравнительно часто. На Пасху они были на юге, куда приехал и барристер [593]с женою. Шура заходил ко мне, милый юноша, и «такое рассуждение на лице». И в том, чтó есть практическое устроение в жизни, толк понимает.

Вышла книга Грузенберга «Вчера» [594]. Милюков [595]— страха ради иудейска — написал о ней восторженную рецензию [596]. Я прочел эту книгу. Лучше бы она не вышла. Очерки, посвященные воспоминаниям о делах, очень интересны, но они пропадают в автобиографии и в воспоминаниях о «великих людях», его друзьях — Короленко [597], Горьком [598], Кони [599]. Язык — вымученный, любовь к «истинно-русским» оборотам речи и поговоркам (Кременецкий — Алданова [600]), — и повсюду Оскар, Оскар и Оскар — некуда от него спрятаться. Как Вам нравится в первых строках — определение русского языка: