Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Летом во французских концентрационных лагерях оказались на положении интернированных 6400 добровольцев. Секретариат ИККИ поручил компартиям добиваться их экстрадиции из Франции и легализации в демократических государствах. Но многие не имели возможности возвратиться в свои страны из-за тамошних режимов. Это не могли сделать не только немцы или итальянцы — даже МИД Болгарии дал указание своим консульствам не выдавать разрешение на въезд в страну бывшим добровольцам, поскольку они «крайне опасны для общественного порядка».

По просьбе Димитрова Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о приёме в СССР трёхсот интербригадовцев. Всё лето он встречался с испанцами и коминтерновцами, возвратившимися в Москву. Ему хотелось выяснить подробности событий последних месяцев республики и причины поражения. Предварительные итоги гражданской войны были подведены 5 августа 1939 года. В принятой Секретариатом ИККИ резолюции перечислены «слабые места и ошибки» Компартии Испании: недооценка Народного фронта, пораженческая и разлагающая деятельность социалистов-троцкистов, излишнее доверие к правительству Негрина, слабое влияние министров-коммунистов на политику правительства и другие.

По понятным причинам в этом перечне не даётся оценка деятельности главного комиссара интербригад Андре Марти, наводившего «порядок и дисциплину» спешными расстрелами, и тайных операций советских спецслужб, выявлявших и уничтожавших троцкистов среди защитников республики. Неподходящим фоном для достижения подлинного единства стали также московские судебные процессы. Честные люди мира, интеллектуалы и антифашисты буквально разрывались между симпатией к Советскому Союзу и нравственным неприятием расправ с инакомыслящими. «Московский процесс [79]для меня терзание, — писал Ромен Роллан Жан-Ришару Блоку в марте 1938 года. — Не думают ли лучшие друзья СССР, что надо было бы самым быстрым способом отправить советским властям письмо (закрытое, не предназначенное для печати), заклинающее их подумать о том, какие плачевные последствия для Народного фронта, для сотрудничества коммунистической и социалистической партий, для совместной защиты Испании будет иметь решение, приговаривающее осуждённых к смертной казни?» {211}

Самое пронзительное художественное произведение о гражданской войне в Испании — роман Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол», изданный в 1939 году. Первые строчки авторского вступления к роману звучат как реквием павшим республиканцам: «Этой ночью мёртвые спят в холодной земле в Испании. Снег метёт по оливковым рощам, забивается между корнями деревьев. Снег заносит холмики с дощечкой вместо надгробья. (Там, где успели поставить дощечки.) Оливковые деревья стоят оголённые на холодном ветру, потому что нижние ветви были обрублены для укрытия танков, и мёртвые спят в холодной земле среди невысоких холмов над Харамой. Было холодно в феврале, когда они погибли, а с тех пор они не замечают смены времён года».

Преследование «красных испанцев» режимом Франко продолжалось до 1941 года. Сотни тысяч были осуждены на смерть, тюремное заключение, ссылки, принудительные работы. Именно политзаключенные за 18 лет вырубили в горах Гуадаррамы, близ Сеговии, колоссальный мавзолей и католический крест, считающиеся ныне символом примирения бывших непримиримых противников.

Французы составляли самый крупный контингент бойцов интернациональных бригад. Из Франции морем и сушей переправлялись в Испанию добровольцы, шла тайная поставка вооружения и боеприпасов. Энергичная поддержка борющейся Испании вызвала рост авторитета компартии, и в 1937 году она в полтора раза превысила по численности Социалистическую партию. В пользу Испании работали левые социалисты и Всеобщая конфедерация труда. Но французское правительство упорно продолжало политику невмешательства в испанские дела, что фактически играло на руку франкистам. Отношение к гражданской войне в Испании стало главным водоразделом внутри Народного фронта Франции.

Коминтерновские установки для Французской компартии оставались прежними: в правительство не входить, продолжать давление на Блюма, критиковать его, но не доводить дело до отставки. Своё отношение к французскому премьеру Сталин выразил краткой оценкой, зафиксированной Димитровым: «Блюм — шарлатан. Это не Кабальеро». Тем не менее с пребыванием этого «шарлатана» во главе антифашистского правительства приходилось считаться, исходя из соображений меньшего зла. Осторожность Сталина была продиктована опасением прихода к власти во Франции правых сил, что похоронило бы надежды на франко-советское сближение.

В июне 1937 года правительство Леона Блюма ушло в отставку. Новый кабинет министров во главе с радикалом Шотаном отказался от социальных завоеваний Народного фронта и продолжил политику невмешательства и умиротворения агрессора, начатую Блюмом.

Весной 1938 года, когда разразился очередной правительственный кризис, компартия развернула кампанию за создание комитетов Народного фронта на местах — и получила отказ социалистов. В этот напряжённый момент Морис Торез снова выдвинул предложение о вхождении коммунистов в новое правительство Блюма. «Мы отдаём себе ясно отчёт в опасности участия коммунистов в правительстве, но отказ от такого участия либо сорвёт национальную концентрацию сил, либо эта концентрация пройдёт мимо нас и против нас, — писал он в ИККИ. — Принятие же предложений об образовании правительства национальной концентрации усилит сопротивление Гитлеру, облегчит борьбу Народного фронта». Исполком Коминтерна и на этот раз использовал право вето, пояснив, что «такое участие в нынешних условиях приведёт неизбежно к компрометации партии». Торез вынужден был подчиниться, хотя развитие событий в течение последующих месяцев показало его правоту: отказ коммунистов войти в правительство на самом деле привёл к изоляции партии и быстрому распаду Народного фронта.

В то время как народные фронты в Испании и во Франции терпели неудачу, на другом конце Евразийского континента, в Китае, курс на единый антияпонский фронт внушал надежду на успех. В докладе на VII конгрессе Димитров сформулировал новую линию Коминтерна в применении к Китаю: поддержка «нашей мужественной Китайской компартии в деле создания самого широкого антиимпериалистического единого фронта против японского империализма и его китайских агентов со всеми теми организованными силами, <���…> которые готовы действительно вести борьбу за спасение своей страны и своего народа». Подробную разработку эти вопросы получили в докладе Ван Мина, представителя Компартии Китая в ИККИ, ставшего горячим сторонником нового курса Коминтерна.