Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Схожие мысли высказывал и Трайчо Костов. О длительном периоде демократизации, в результате которого будет сделан крупный шаг вперёд и расчищен путь для социалистических преобразований, он говорил в докладе на заседании отдела международной информации ЦК ВКП(б), проведённом в январе 1945 года по инициативе Георгия Димитрова. И в других его статьях и выступлениях рассматривается вопрос о «демократии нового типа», когда «власть находится в руках трудовых элементов, в руках объединённых в боевой союз рабочих, крестьян, ремесленников, патриотического воинства и народной интеллигенции».

Важную роль в утверждении подобных взглядов сыграло упоминавшееся выше высказывание Сталина 28 января 1945 года во время ужина в честь болгарской и югославской делегаций. «Может быть, мы делаем ошибку, когда думаем, что советская форма — единственная, которая ведёт к социализму, — записал Димитров в дневник его импровизацию. — На практике оказалось, что советская] форма — наилучшая, но совсем не единственная. Могут быть и другие формы — демократическая республика и даже в известных условиях конституционная монархия…» Сама постановка проблемы социалистических преобразований без упоминания таких краеугольных понятий, как диктатура пролетариата и советская власть, выглядела бы стопроцентным ревизионизмом, если бы её автором был кто-то другой. Но оглашение принципиально новой стратегии Сталиным означало признание возможности социального творчества, не обязательно копирующего во всех деталях советский опыт.

Разумеется, «демократия нового типа» мыслилась лишь как переходная формация. В речи на Софийской областной конференции в феврале 1946 года Димитров говорил: «В чём, собственно говоря, заключается наша политика на данном этапе общественного развития, то есть в эру Отечественного фронта? В нескольких словах её можно охарактеризовать следующим образом: с точки зрения нашей партии как партии рабочего класса, как партии трудового народа сейчас и в будущем, осуществление программы Отечественного фронта на деле и до конца означает создание необходимых условий, которые могли бы дать нашему народу возможность перейти к социализму. А известно, что в конечном счете будущее всех народов — это переход к социализму» {330} . Но не приходится сомневаться, что тот социализм, который мог возникнуть в результате эволюционного развития, без культа насилия и при отсутствии внешних угроз, имел бы иной облик, чем социализм «советского образца».

Переход к ускоренным преобразованиям в Болгарии произошёл на рубеже 1947–1948 годов в обстановке нарастания напряжённости на международной арене. Одной из целей жёсткого внешнеполитического курса администрации США, получившего название «доктрина Трумэна», стало «сдерживание коммунизма» — ограничение влияния СССР и распространения социализма. Вслед за доктриной Трумэна появился план государственного секретаря США Джорджа Маршалла, в котором предоставление американской экономической помощи странам Европы увязывалось с вытеснением компартий из активной политической жизни. Под разными предлогами коммунисты были удалены из правительств Австрии, Бельгии, Дании, Исландии, Италии, Люксембурга, Норвегии, Финляндии, Франции. С американской помощью началась милитаризация Греции и Турции, что угрожало СССР, Болгарии и Югославии. Уже не призрак коммунизма, а призрак третьей мировой войны с применением атомной бомбы явил Европе свой страшный лик.

СССР, не обладавший столь мощным экономическим и военным потенциалом, каким обладали США, не мог дать равноценный ответ на эти вызовы. Оставалось, вновь надеясь на внутренние ресурсы, наращивать военную мощь и укреплять союз стран, находящихся в советской сфере влияния. Концепция «двух лагерей», провозглашённая А. А. Ждановым в Польше, привела к нарастанию идеологической конфронтации: на одном полюсе находятся «силы мира, прогресса и социализма», на другом — «силы войны, реакции и империализма».

Но проблема «советского образца для Болгарии» не сводится к диктату со стороны СССР, заинтересованного в надёжном союзнике на своём южном фланге. «Советский образец» был принят компартией и значительной частью болгарского общества добровольно и по желанию. «Болгарская специфика заключалась в том, что политики всегда акцентировали родство с сильными державами, перед которыми всякими способами демонстрировали свою лояльность. Идеологическую верность или союзнические обязательства они возводили до уровня ведущего принципа в механизме управления» {331} .

Наряду с известными историческими и ментальными объяснениями такого принципа укажем на другие важные обстоятельства. Советский Союз стал в глазах большинства болгар убедительным примером того, как может страна за короткий срок добиться выдающихся результатов в экономической, социальной и культурно-образовательной сферах. А победа СССР над гитлеровской Германией, защита национальных интересов Болгарии на Парижских переговорах и помощь в преодолении послевоенной разрухи окончательно склонили общественное мнение на сторону Советского Союза как покровителя Болгарии. Большую роль в этом, конечно, сыграл Георгий Димитров, более десяти лет работавший под непосредственным руководством Сталина и превративший преданность советскому вождю в часть своей политической ментальности.

В короткий срок всё советское стало образцом для подражания. Один из депутатов Народного собрания, член парламентской группы «Звена», заметил: «У нас, болгар, есть одна большая слабость — склонность к новаторству по чужим образцам». Эта «слабость» отмечена и в политическом отчёте советского посольства за 1948 год: «Всё советское считается жизненно необходимым для дальнейшего развития страны. <���…> Вся общественная, экономическая, политическая, культурная и научная жизнь болгарского народа всё более насыщается просоветским содержанием».

Наконец, укажем на революционное нетерпение коммунистов и ремсистов, на их стремление как можно быстрее воплотить в действительность коммунистическую мечту. Эти радикальные настроения не только присутствовали в массовом сознании, но и во многом определяли действия партийного руководства, что продемонстрировал XIII пленум ЦК, обсудивший итоги совещания компартий в Польше. Пленум состоялся 14 октября, когда Димитров ещё находился в СССР.

Хотя на совещании девяти компартий никто не критиковал деятельность БРП(к), Вылко Червенков, находясь под сильным впечатлением от доклада Жданова и других речей, счёл необходимым в своём выступлении пересмотреть существующие оценки пройденного партией за послевоенный период пути. Исходным пунктом его рассуждений стал тезис о том, что восстание 9 сентября 1944 года было по своему характеру социалистической революцией, но партия это не осознала, отдав «известную дань легалистским иллюзиям о перспективах мирного, безболезненного развития». Пребывая, по его мнению, в плену подобных иллюзий, партия запоздала с началом социалистических преобразований, национализацией капиталистической собственности и разгромом оппозиционных групп, не реорганизовала старый государственный аппарат и сделала слишком много уступок союзникам. «В связи с успехами, которые мы имели в последние годы, может быть, нам ещё потребуется уточнить формулировку тов. Димитрова о том, что наши союзники нуждаются в нас настолько же, насколько и мы нуждаемся в них, в том смысле, что наши союзники нуждаются в нас больше, чем мы в них, — предложил Червенков. — Мы идём вперёд с оглядкой на то, чтобы ликвидировать наших союзников как политические партии. <���…> Из Отечественного фронта мы создадим политическую организацию демократических сил нашей страны, в которую войдут и партии, и массовые организации». Оратор также раскритиковал проект конституции за присутствие в нём элементов буржуазной демократии, что опять же объяснил недостаточно ясными представлениями о перспективах и темпах социально-экономического развития Болгарии {332} .