Питер Кенез - Полная история Белого движения

Секретные инструкции, которые Баратов получил в момент отъезда, показывали, что Деникин ничему не научился на опыте предыдущего года: «Имея в виду, что все Закавказье в пределах границ до начала войны 1914 г. должно быть рассматриваемо как неотделимая часть Российского Государства, Вам надлежит подготавливать почву для безболезненного воссоединения этих областей в одно целое с Россией под верховным управлением общероссийской государственной власти». Деникин был готов поощрять самоуправление только до восстановления централизованной власти. Он сам лаконично выразил это в своих мемуарах: «В конце концов, главной, вернее, единственной причиной борьбы на Кавказе являлось противоположение идеи Единой России идее полной независимости кавказских новообразований. Все остальное было лишь крупными или мелкими, важными или маловажными поводами». Вряд ли можно оспаривать, что у грузин была причина бояться за свою независимость в случае победы белых в Гражданской войне.

Помимо главной задачи Баратова, у него были другие цели: он должен был помочь тем русским офицерам, которые все еще оставались на Кавказе, присоединиться к Добровольческой армии и попытаться добыть боеприпасы и технику, оставленные в этом районе после войны. Он мог обещать грузинам торговые отношения, только если они признают, что их независимость временная, и немедленно отступят за реку Бзыбь, — условия едва ли были приемлемыми.

Присутствие Баратова в Тбилиси помогло кристаллизоваться различиям в отношении грузинских лидеров к белым русским. Хорошим приемом грузин генерал был, возможно, более обязан своим личным качествам, чем власти, которую он представлял. Кажется, Жордания, премьер-министр, и Гегечкори, министр иностранных дел, были больше склонны к компромиссу, тогда как Рамишвили, министр внутренних дел, и Хомерики, министр торговли, связей и промышленности, заняли несгибаемую позицию. Чем дальше к левым в грузинском политическом спектре стоял политик, тем с большей вероятностью он должен был противостоять любым уступкам белым русским. Наиболее русофильским элементом того времени в Грузии был офицерский корпус, тогда как национальная гвардия, которую создали и в которой преобладали социалисты, испытывала непримиримую враждебность к Деникину. Все значимые политические силы Грузии настаивали на независимости Грузии в рамках существующих границ как предпосылке дальнейших соглашений. Условия Баратова не могли быть приняты, и его миссия ничего не достигла; он покинул Тбилиси в ноябре.

С провалом этой миссии лидеры обеих сторон вообразили, что у них теперь есть преимущество над оппонентом. Деникин полагал, что экономическая блокада, которую он установил, заставит Грузию сдаться. Эта мера действительно оказала сильное воздействие на грузин, но они могли отомстить: захватили поезда, везущие снабжение для Деникина от британцев, в то время как доставляющие тщетно сопротивлялись, и позволили нескольким красным частям, преследуемым белыми, войти на территорию Грузии.

Однако больше всего ущерба грузины нанесли белым, поднимая восстание в тылу Добровольческой армии. Партизаны связали значительную часть армии Деникина во время решающих боев за Москву. Грузины снабжали восставших оружием, оказывали финансовую помощь, а временами даже отправляли к ним инструкторов. Невозможно документально доказать вмешательство грузин в каждое восстание, в каждое партизанское движение, но нет сомнений, что без грузинской поддержки у Добровольческой армии было бы куда меньше неприятностей в подавлении мятежей.

Чеченцы были самыми способными учениками грузин. Их восстание в марте 1919 года угрожало важному городу Грозному, и командир Добровольческой армии генерал Драценко с трудом подавил восстание. В мае борьба с чеченцами возобновилась. Затем в июне к чеченцам присоединились ингуши, и сражение распространилось на весь Дагестан, который в какой-то момент целиком оказался в руках восставших. Вся Кавказская армия Деникина не смогла подавить восстание и была вынуждена просить подкрепления у главного штаба. Поскольку положение Деникина на севере ухудшилось, партизаны, зная о слабости белых, атаковали с новой силой. Господство белых на Кавказе было под угрозой.

Из всех партизанских движений, которые докучали Добровольческой армии, наиболее угрожающим было восстание на Черноморском побережье в январе 1920 года. Это движение возглавляли социал-революционеры, которые призывали своих последователей бороться и с красными, и с белыми. Одно время повстанцы контролировали все побережье от грузинской границы до Новороссийска и препятствовали эвакуации побежденной белой армии. Это движение началось на грузинской территории и получало грузинскую помощь.

Белые генералы до такой степени отождествляли партизан и грузин, что, когда началось нападение, генерал Черепов, который командовал силами Добровольческой армии в этом регионе, просто уведомил штаб, что его атаковали грузины. Деникин, со свойственной ему порывистостью, объявил Грузии войну. Это было чистой формальностью: белые больше не могли сражаться ни с красными, ни с партизанами, не говоря о том, чтобы начинать еще одну войну. Непонимание вскоре было прояснено, а Деникин отозвал свое злосчастное объявление войны, но это происшествие не облегчило переговоров в тот момент, когда Добровольческая армия крайне нуждалась в добром отношении грузин.

В январе и феврале 1920 года белые все еще владели значительной территорией и обладали существенными военными силами, но их боевой дух был сломлен, и как друзья, так и враги ощущали, что конец борьбы Добровольческой армии близок. У грузин больше не было никаких причин бояться угрозы своей независимости от Деникина, но, напротив, они все сильнее сознавали более серьезную угрозу — оккупацию Красной армией. Близость общего врага достигла того, чего не получалось достичь в более благополучные времена: английская дипломатия помогла сблизить грузинское правительство и Белое движение.

14 января Деникин, с подсказки английского представителя в штабе сэра Хэлфорда Маккиндера, опубликовал заявление, в котором признал фактическую независимость Грузинской республики. Деникин все еще настаивал, что вопрос о границах можно будет решить только после создания общероссийского правительства; однако впервые он не поставил условием сотрудничества отход грузин за реку Бзыбь. Эта уступка сделала возможными более существенные соглашения.

В феврале Деникин назначил министром иностранных дел генерала Баратова. Предположительно Деникин избрал его, потому что тот был человеком, который наиболее вероятно достигнет урегулирования с кавказскими государствами. Действительно, Баратов немедленно начал работу над улучшением отношений с Грузией и уполномочил полковника Дена, своего представителя в Тбилиси, заключить далеко идущие соглашения с правительством. Грузины еще не желали сотрудничать. У них больше не было причины бояться белых, но оборотной стороной медали было то, что альянс с белыми был сейчас менее ценным. Деникин не мог обеспечить защиту, так что, казалось, не стоит провоцировать победоносную Красную армию, открыто сотрудничая с ее врагами. Грузины приняли значительно меньше, чем предложение Баратовым военного альянса, но определенно отринули предыдущее враждебное отношение. Они пропустили через свою территорию британские военные материальные ценности, заключили некоторые торговые соглашения и, что важнее всего, позволили белым войскам, преследуемым красными, войти на свою территорию.