Питер Кенез - Полная история Белого движения

Однако надежда долго сохранялась. Либералы продолжали верить, что этот полк — всего лишь символ того, что появятся и другие, так что им казалось: нет ничего более важного, чем завоевывать хорошее отношение иностранцев. Винавер даже перенес свое министерство из Симферополя в Севастополь, чтобы быть поближе к французам. Он предпринимал все возможные усилия, чтобы получить поддержку полковника Рюйе, командующего севастопольским гарнизоном, не понимая, что низкоранговый французский офицер не имеет возможности влиять на политику своего правительства.

По мере того как отношения крымчан с Добровольческой армией становились все более натянутыми, правительство все больше и больше беспокоилось о замене оккупации Добровольческой армии на французское правление. Если получится убедить французов прислать больше людей, то Добровольческая армия сможет отправиться на фронт и воевать с большевиками. Однако все попытки были тщетны: французы собирались только установить контроль над Севастополем, и их откровенно не интересовали согласованные действия с Добровольческой армией, даже в случае нападения большевиков.

То обстоятельство, что их вклад в поставки и воинскую силу был скромным, не мешал им указывать россиянам, что тем делать. Вследствие несогласий с Бертло и д’Ансельмом Деникин планировал перебросить войска Тимановского из Одессы в Крым, но французы запретили это перемещение. Возможно, дополнительные шесть тысяч человек могли бы спасти Крым. Оставление Одессы, к которому Добровольческая армия была совершенно не готова, обнажило левый фланг белого фронта и обрекло Крым.

Когда Деникин планировал перенести свой главный штаб в Крым, Франше д’Эспере позволил себе дать ему совет: «Я полагаю, что генералу Деникину следует быть с Добровольческой армией, а не в Севастополе, где в этот момент находятся французские войска, которыми он не командует». 25 марта Франше д’Эспере прибыл в Севастополь. Он поучал правительство и командование флота. Он порицал постыдное поведение русских офицеров, интеллигенции и буржуазии, которые пытаются спрятаться за спиной союзников, ожидая, что в бой пойдут другие. Поскольку в этот момент было понятно, что Добровольческая армия не сможет остановить наступление большевиков, выживание антибольшевистского Крыма зависело от французской помощи. В этих условиях россияне покорно слушали. Генерал обещал помощь: если русские смогут сдержать врага на две недели, будет прислано подкрепление. И снова союзнические силы не сдержали своих обещаний.

Большевики ворвались на остров и наступали, почти не встречая сопротивления. 8 апреля правительству пришлось эвакуировать Симферополь и разместиться под французской защитой в Севастополе. Полковник Труссон, которого Франше д’Эспере только что назначил на место Рюйе, абсолютно не принял во внимание существование правительства. Он объявил военное положение и осадное положение. Провозгласив себя военным губернатором, он взял всю власть в свои руки. Он назначил своим помощником генерала Субботина, командующего войсками Добровольческой армии в Севастополе, и таким образом подчинил себе российские войска.

Казалось, что Севастополь можно удержать. 12 и 14 апреля сенегальские и алжирские войска, которые было слишком поздно высаживать на берег в Одессе, прибыли в Крым. Теперь у Труссона под командованием было семь тысяч человек и сокрушительное превосходство в огневой мощи над врагом. Он планировал строить защиту города на основе корабельной артиллерии судов в гавани.

В эти дни русским пришлось пережить одно последнее унижение. Поскольку войскам не платили, командование Добровольческой армии, с ведома правительства, взяло деньги из городской казны. Этот поступок разгневал полковника Труссона. 11 апреля, когда правительство уже было на борту греческого судна, готовое отбыть из Крыма, он запретил кораблю уходить и приказал политикам высадиться на берег и явиться к нему. Он потребовал денег, взятых солдатами Добровольческой армии. Русские напрасно пытались ему объяснить, что взятие денег было совершенно законным, что войскам надо платить и что эвакуацию необходимо финансировать. Труссон приказал арестовать Субботина и адмирала Саблина, командующего флотом Добровольческой армии, и угрожал арестовать все правительство, если деньги не будут возвращены ему на следующий день. Русские пытались жаловаться адмиралу Амету, командующему французскими морскими силами в Севастополе, но адмирал даже не принял их.

Министры оказались в абсолютно унизительном положении, из которого не было выхода. Когда они встретились на следующий день к Труссону, полковник встретил их так: «Где деньги? Дайте мне деньги, или вы не уедете. Мне нужны деньги, а не ваши объяснения». Министры написали официальное заявление, где контроль над всеми активами передавался французам, но было поставлено условие: все, что останется после финансирования защиты города и эвакуации, будет передано представителям России за границей и ни в коем случае не попадет в руки большевиков. Даже на этой стадии министрам не было позволено покинуть Крым. Греческий корабль уже ушел в Константинополь, а русские взошли на борт российского судна под названием «Надежда». Доверенные лица Труссона сопроводили их на корабль и конфисковали все, что смогли прибрать к рукам. Министр финансов Крыма А. П. Барт тем временем собрал все деньги и краткосрочные векселя, которые смог найти, и передал их французам. Только тогда, 15 апреля, «Надежде» было позволено отплыть.

Подразделение Добровольческой армии заняло оборонительную позицию на Керченском полуострове, а защита Севастополя была полностью оставлена на французов. Их старания были такими же жалкими, как ранее в Одессе. Крупнейший корабль французов, Mirabeau, сел на мель, и использовать его орудия должным образом оказалось невозможно. После короткой перестрелки переговорщики французов и большевиков пришли к соглашению. Местный Совет будет управлять городом с 19 апреля, а Красная армия не войдет в город, пока французы не завершат эвакуацию. Последний французский корабль ушел из Севастополя 30 апреля.

Добровольческая армия в попытках установить свою власть в Одессе и в Крыму вошла в конфликт с местными политиками и французскими интервентами. Напротив, о распространении белого правления на Кавказ не могло быть и речи. Во время Гражданской войны этим регионом правили три фактически независимых правительства, а Деникин очевидным образом не имел возможности свергнуть их. Установление хороших отношений с кавказскими государствами должно было быть основной целью дипломатии белых, что обеспечило бы безопасный тыл, но белые не могли принять расчленения Российской империи, и, соответственно, их отношения с Грузией и Азербайджаном оставались натянутыми.